— Фрол, скажи мужам достойным, что могут они уже отдохнуть. Мол, передумал государь помирать, — а что ещё сделаешь? Выбранный ироничный тон — лучшее средство для того, чтобы не дать тревоге взять верх над чувствами. — А кто ещё встревоженность в ту пору проявил?

— Флотские экипажи, ясное дело. Тоже пришли за кровушкой боярской, командиров своих повязав. Ну уж их я на пристани встретила со стрелецким полковником да сотниками, и назад поворотила. С ними-то рядом куда как спокойнее было, не то что с Кикинского полка воспитанниками, рындами обряженными.

— То есть стрельцы командиров своих не арестовывали? — проявляющаяся картинка бунта выглядит все ярче и красочней и детали её всё более и более увлекают просыпающийся Гришин разум.

— Арестовывали. Они ведь тоже боярами считаются. Только отпустили их, прощения испросили и уж с ними во главе пошли на подмогу Кикинскому полку князя Ростоцкого отбивать.

— А он-то откуда тут взялся?

— Барками пришел и в Рыбачьем затоне выгрузился. Думал, что в столице все друг друга перебьют, а тут он со своими полками порядок наведёт, ну и сядет на трон. А только побили его войско, пока флот со франами управлялся.

— Ещё и франы? Им-то что понадобилось? И почему заморский приказ не упредил?

— Так все полагали, будто франы на галлов готовились напасть, но уже когда в море вышли, сменили курс и отклонились к югу. Прошли Китовым Полем и мимо Трынов-острова прямиком к столице заспешили. Скампавеи, что на острове том стояли, бросились вдогон, но настигли их уже на подходе к заливу. А тут галеасы с дальнобойками их поджидали, и давай гвоздить. По Гряде Карасиков через цепь вышек сигнал скорее франов досюда дошёл, вот и успели подготовиться. Сзаду как раз Ласточка и десяток скампавей тревожат. А от берега батареи калёными ядрами привечают и те же галеасы из соточек дальнобойных борта дырявят, не подходя под франский пушечный выстрел.

Так что поворотил этот флот к северу и убежал. Думается мне, они к столице шли, хотели, смутой воспользоваться и разбродом, а только не вышло по-ихнему. В том смысле, что кроме как здесь, во дворце, да рядом с ним, нигде баталий не случилось. Князя Ростоцкого стрельнули ещё до начала сражения, а воеводы его побоялись сечу зачинать — видели сколь против них силы собралось.

Зато Ростоц-остров франы взяли. Как-то прослышали, что князь войска оттуда увёл.

Вот так, радостно щебеча и врачуя раны, Наташка и поведала вкратце о том, что случилось за время Гришиного беспамятства. А потом убежала, оставив его в кресле, одетого, в основном, в повязки. Стрельцы тоже вышли, видя, что государь, утомлённый, словно весь день косил, задремал. Слышал ещё, что маменька вернулась.

— Не могу я смотреть, когда Наташка тебя ворочает, да протирает, да раны твои обнажает, чтобы мази новые нанести, — вздохнула она. — Притомился ты, сыночек. Отдыхай. А я рядом побуду.

Следующее пробуждение прошло легче. Тело сразу отозвалось и задвигалось. Не было чувства окаменения. Ночь. Свеча. Наташка спит в кроватке, расположенной рядом с его креслом. Раньше тут стол стоял. Ха, и сейчас стоит. Матрас как раз поверх столешницы положен. А любимая сразу встрепенулась и выскользнула из под одеяла. Словно взгляд почувствовала. Дала попить — менее повреждённой рукой даже удалось поддержать чашку. И нога, что не в лубке, на пол опёрлась. Поёрзал сам. Почти счастье.

Потом супруга оделась, за чем наблюдать было тревожно и приятно. Явно, жизнь возвращалась к нему. Однако шаловливые мысли пришлось оставить — были вызваны из-за дверей два дюжих матроса, с помощью которых Гришу заново «перепеленали».