Стало понятно, что мичман крепко надул неприятеля, заставив того сильно «спуститься по ветру», отчего погоню за караваном ему предстояло начинать сначала. Потом царь качал рукоятки помпы, отливая из трюма воду — изрядно приняли. Подавал плотнику доски, конопатил изнутри щели под кормовой надстройкой — это через слой воды с ладонь толщиной. Набивал порохом пеналы, помешивал в котле кашу, не давая ей пригореть — всё проделывалось в спешке, причины которой он не мог понять. Казалось, нужно как можно скорее убегать, а командир дал передышку двум третям гребцов и ремонтирует корабль на ходу, словно поджидая, когда его вдругоглядь настигнет супостат.

А супостат снова заложил длинный галс к югу и теперь, поворотив, опять настигал скампавею, отставшую от охраняемых судов настолько, что давно уже потеряла их из виду. Вот гребцы расселись по банкам и команды боцмана сдерживают ритм работы. Что-то выгадывает юный мичман, поминутно запрашивая у буссольщиков углы и дистанции. Это, выходит, часа три-четыре дожидался он повторной встречи с преследователем.

И вдруг слева в берег открылся проход. Очень удобная бухта в глубине которой можно разглядеть ушедшие вперёд рыбацкие суда. Вот туда они и вошли, ведя за собой на хвосте целый линейный корабль. Комендоры кормового орудия уже стреляют с предельной дистанции, пока безответно. Фран явно собирается ударить наверняка, километров с трёх-четырёх. Он сейчас идёт в полветра и руки для маневра у него развязаны.

Миновав мысы и достигнув центра удобной во многих отношениях просторной и укрытой от непогоды акватории, полугалера замерла бортом к неприятелю и старательно кладёт снаряд за снарядом в его носовую часть. Так вот в чём заключался план лихого мичмана! В относительной тесноте он может выбить орудийную прислугу носовой батареи и лишить франов возможности пользоваться самыми опасными пушками. А потом? Ведь потом линейный корабль подойдёт, повернётся бортом и… стоило ли так тщательно ремонтироваться? Ведь потопит.

Стало страшно. Одетая в огромные паруса громада видна уже отчётливо. Вот она уже поравнялась с оконечностью мыса и…

Из четырех снарядов, выпущенных невидимой отсюда береговой батарей сразу в цель угодили два.

Мичман привел франа в засаду.

— Табань! — неожиданная команда, как ни крути. Она, видать, и для франов неожиданная, потому что всплески от огромных ядер встали по носу, хотя и очень близко. А потом начались салочки. В тесной для морского сражения бухте маленький кораблик пытался увернуться от большого, которого угощали с берега полноценными прицельными залпами рысские пушкари. Здесь, под прикрытием берегов, ветер значительно слабее, чем в море, и пороховой дым рассеивается не так уж быстро. Кроме того, заметно, что многие орудия линейного корабля не стреляют вовсе, а остальные — редко и не слишком прицельно. Тем не менее, ядра попадают и в скампавею — уже снесена передняя башня, а сбитая мачта придавила кормовую. Есть потери среди гребцов и с носа работают сразу две длинные пищали, поднятые из трюма и установленные на турелях.

— Суши весла! На абордаж! — эти команды прозвучали одна следом за другой, а за ними последовал удар корпуса о препятствие. Вверх полетели кошки, по канатам которых полезли матросы, а некоторые нырнули прямо в распахнутый пушечный порт, с отстреленной крышкой. Потом — теснота межпалубного пространства, выстрел в фигуру, одетую не по нашему и жестокая сеча, в которой всё смешалось. Гриша ревел и слышал такой же грозный рёв своих товарищей. Нижнюю орудийную палубу они очистили быстро, яростным натиском и бешеным напором. Позакрывали люки, ведущие вниз, накатив на них то, что нашлось потяжелей, а сами поднялись выше.