А вот денег не привёз. Вернее, привёз так мало, что хоть плачь. И поговорить толком не успели. Сотни гребцов из корабельных команд сноровисто, но без суеты, осторжненько взяли все приготовленные бочонки и занесли их под палубы. Охнуть не успел, как эскадра уже показала кормовые флаги, а вскоре и вовсе пропала из виду.

Чтобы совсем не оскудела казна, драгоценную утварь из царского терема продавали потихоньку, штуки шёлка и парчи, атласа и бархата, что припас дворецкий. Так же грабили и бывшее подворье боярина Чухнина, где проживали в городе. Разносолы со стола пропали — подъели то, что раньше было заготовлено, а новых трат позволить себе не могли. Потому кормился царевич и ближние его тем же, чем и дворню в людской потчевали. С одежды у них пропали красивые бляшки и пуговицы, исчезли из комнат зеркала и поставцы. Любава частенько относила вещи в ряды — торговалась она лучше остальных и нажитое поколениями предшественников добро уходило, как в прорву в содержание всё того же обучающегося полка.

С обучением штыковому бою новобранцев Гриша с Федотом дело на самотёк не пустили. Едва отправили отряды боярские под руку государя, как оставшихся на острове старых дружинников зазвали в учителя. Рукопашная, она с любым оружием рукопашная, а у людей сызмальства ей учившихся, много чего можно почерпнуть.

Уж на что, казалось, капралы гоняли молодёжь, но кряжистые деды, покрытые шрамами былых сражений, за три месяца научили рекрутов драться чем угодно и повыбили из них дурь. Царевич поглядывал на эти тренировки — не жалели ветераны детей крестьянских, отчего те сделались жилистыми и проворными. Как выпал снег, три полноценных роты погрузились на пришедшие за ними галеры и убыли на Бутурлин. Пусть и наскоро обученные, но уже не совсем сырые.

Стрельцы тоже ушли на тех же галерах — топка войны требовала всё новых и новых дров, так что из войск остался на Ендрике сильно сократившийся гарнизон крепости, да казаки. По стрелецкой слободе ещё десятка три молодых записали на службу — больше просто не набралось, и столько же пожилых, не обветшавших пока от старости, воинов вернулись к оставленному делу. С финансами сразу сделалось полегче, а тут бриттская бригантина забежала, взяла полный груз овса, причём из казённых амбаров.

Гриша купцов предупредил, что если кто вздумает ниже цену предложить, то он его за это шибко удручит, так что отдал зерно за правильные деньги.

Пришло время испытывать пушку с задним заряжанием. Выглядела она странно. Представьте себе лафет от Шуваловского единорога, на котором вместо пушечного ствола лежит обычный лом — так выглядит ствол стрелецкой пищали. Ещё можно сравнить с противотанковым ружьём. Справа у задней части ствола горит пропитанный маслом фитиль, в пламени которого калится тонкий стальной стержень. Достаточно нажать на рычажок, к которому он прикреплён, и конец его входит сбоку в отверстие в стволе.

Справа на земле стоит ящичек, в котором лежат десять цилиндров, один из концов которых чуть заметно сужен, а потом закруглён. Гриша обо многом догадывается, поэтому не задаёт вопросов старому пушкарю, а дожидается демонстрации. Особенно интересно ему как решен вопрос с запиранием канала ствола. Очень уж много при обсуждении было здесь предсказано сложностей, на которые указывал ему мастер.

Движение рычага, и угловатый железный брус, приставленный к хвосту ствола, съезжает вниз так, что жёлоб в его верхней части совмещается с отверстием. Второй номер расчета одной рукой уложил в жёлоб цилиндрик, а второй задвинул его коротким прибойником в отверстие до самого конца. Непонятно, правда, то ли впереди снаряд упёрся во что-то, то ли утолщение прибойника в канал не проходит и ничего дальше пропихнуть не в силах, но сразу вслед за этим затвор поднимается потому, что первый номер подал рычаг в другую сторону.