Создавалось впечатление, что рыссы и сельджуки выдохлись и принялись копить силы для новых сражений. А ведь и года не прошло с момента нападения. Гриша частенько за завтраком сетовал на то, что батюшка никак к нему не наведывается и что денег за поставки пороха не присылает. Братец Никита тоже носа не показывает. Но жизнь понемногу налаживается.
Репутация надёжного порта в это неспокойное время — великая вещь. Вот и приходят в залив негоцианты, чтобы перепродать свои товары прямиком с корабля на корабль. Грузчикам заработок, а мытному ведомству — прямой доход. Случались и курьёзы. Как-то великий штабель кирпича и черепицы оставил на берегу галльский барк, хозяин которого прельстился более доходной ворванью, накопившейся в избытке у урмского негоцианта. Считай, за бесценок уступил свой не слишком дорогой груз местным торговцам. Мытный дьяк со всех брал положенное, пусть и невеликое, но вношение в кассу.
Так вот помаленьку и копилось золото в казне. Свои долговые расписки царевич приказал казначею из оборота изымать и ему возвращать, по мере того, как попадают они вместе с разными платежами в сундук чиновника. Он ведь в точности знал, сколько выпустил их, и полагал нужным выкупить помаленьку, пока беды какой не случилось.
А не тут-то было. Неохотно от них избавлялись. Тоже курьёзы бывали — приходили к казначею просители с ходатайством заменить полустёршиеся от долгого хождения по рукам бумажки на новые. И, что интересно, обменивать их на металлические деньги не очень-то хотели. Загадка! Ведь не в кубышки же их собирают, расплачиваются на торгу и даже предпочтение отдают перед настоящими монетами. Беспокойно как-то.
Царевич радовался приближению тёплого лета, расхаживал повсюду и заглядывал во всякие места. Интересного вокруг происходило великое множество. Вот, скажем, за зиму и весну набрали плутонг новобранцев в крепость. Обмундировали их в одёжу, пошитую из домотканки — просторные порты, рубахи, кафтаны. И все их, одёжки, не солдат, уже готовые, отдали здешнему красильщику, а тот оплошал — огромный чан, куда сразу вошло много предметов, пошитых из не выбеленной толком ткани, хорошенько промешать не сумел потому, что добавлял то одного, то другого, поглядывая на результат. В итоге амуниция пошла пятнами и полосами самых неопрятных зелёных и коричневых цветов, что обнаружилось уже после её высыхания.
Разумеется, переделать работу красильщик не смог — просто вернул деньги. Но и на новый комплект формы для полусотни солдат денег в тот момент не было. Обмундировали бедолаг в это безобразие, за что, из-за пятнистости, стали их дразнить леопардами неумытыми.
Этому подразделению вообще не повезло. Ни фузей, ни пищалей им не досталось, отчего вооружили всех арбалетами, купленными у казаков. И казачий же инструктор, прибывший для обучения, сначала долго ухохатывался глядя на юнцов в полосатых одеждах, а потом поскрёб в бороде, да и взялся за дело. Научил он эту группу всему, что пристало. Не только стрельбе, но как прятаться и поражать мишени из положения лёжа, что для засад — обычное дело.
Тыртов еле сдержался, когда увидел на стрельбище этих недотёп, ложащихся для того, чтобы прицелиться. Хотел выпороть всех, однако, осмотрев мишени, поскрёб затылок — если бы из фузей так точно палили, до багинетов дело могло бы и не доходить при регулярной баталии. Оглянулся на строй плутонга и поразился тому, что на фоне освободившегося от снега склона холма различает солдат не слишком чётко. Припомнил, что царевич в основном требовал от воинов, чтобы они прятались, что в летней кампании, что в зимней, и передумал гневаться.
Через два дня доношение от него оказалось на Гришином столе. Тот сперва озадачился, потом пару раз перечитал и побежал в крепость смотреть всё своими глазами. Вот ведь как оно вышло! Стрелки-невидимки — это для врага не самые приятные люди на пути. Для больших баталий такие солдаты не особенно-то ценны, но в разведке или засаде, в дозоре или патруле. |