– Скорби? Ты хочешь скорби? Ты сейчас очень поскорбишь, – сказал человек под шляпой, и Римо увидел, как он надел кожаные ковбойские сапоги на высоких каблуках, взял с груды одежды блестящий шестизарядный револьвер и скрылся из виду. Потом Римо услышал, как открылась и закрылась дверь, а вскоре раздался стук в дверь его, Римо, номера.

– Не заперто, – отозвался Римо.

Человек вошел. Росту в нем было босиком – шесть футов четыре дюйма, в сапогах – все шесть футов восемь дюймов. Револьвер в его руке смотрел прямо в лицо Римо.

– Ты, сукин сын, какого хрена ты помешал мне и моей женщине? Щас я тебе голову разнесу.

– Давай, Клит! – завизжала девица через дырку в стене. – Вперед! Подстрели кого нибудь для меня. Если ты меня любишь, то должен кого нибудь для меня подстрелить.

Она соскочила с кровати, и груди ее запрыгали вверх вниз. Она заглянула в дырку, и Римо почуял, что от нее несет перегаром.

– С кого из них начать, Лоретта? – спросил человек с револьвером.

– Готовность американцев прибегнуть к насилию просто поражает, – заметил Чиун.

– Начни с коротышки косоглазого, милый. Он слишком много болтает, – пропела Лоретта.

– Насилие по отношению к национальным меньшинствам, – все тем же унылым тоном продолжал Чиун. – Гонимым, унижаемым и оскорбляемым.

– Когда это тебя унижали, оскорбляли или гнали? – удивился Римо. – Ни один Мастер Синанджу никогда не становился ничьей жертвой.

Клит навел на Чиуна револьвер. Чиун возвел глаза к небу с самым невинным и блаженным видом. Мученик, жертва насилия со стороны белых расистов. Но что то помешало ему сполна насладиться собственным страданием. Когда револьвер уже готов был выстрелить, а палец – нажать на курок, маленькая белая тарелочка взвилась вверх с такой скоростью, что ее очертания просто размазались в воздухе, и влетела под шляпу, туда, где раньше находился рот Клита, где раньше была щека Клита, а теперь осталась только шляпа и пол лица, судорожно кусающие белую тарелку, которая вдруг стала красной от крови, а остатки нижней челюсти белыми и красными пятнами рассыпались по волосатой груди. Револьвер упал, так и не выстрелив.

– Черт раздери, – выругалась Лоретта. – Никогда я не получаю того, что прошу. Клит! Клит?

Клит сделал шаг вперед и грохнулся на ковер. Вокруг его головы серый ковер начал темнеть, и это пятно расплывалось все шире и шире.

– Ладно, все равно он был слабак, – заметила Лоретта. – Ну что, ребята, хотите немного полакомиться?

– Полакомиться чем? – поинтересовался Чиун.

Он с недоверием относился к кулинарным вкусам и пристрастиям белых. Совсем недавно он обещал Римо, что накормит его по настоящему, когда они вернутся в Синанджу, славное сердце Востока, жемчужину всего корейского побережья.

– Мной полакомиться, парниша.

– Я не людоед, – отказался Чиун, и Римо понял, что Чиун включит этот случай в серию своих рассказов об Америке, где люди не только становятся людоедами, но многие из них готовы предложить себя на обед. Мастер Синанджу включал в свои воспоминания все подобные странные случаи.

– Да нет, не в том смысле, – сказала Лоретта, сделала колечко из указательного и большого пальцев левой руки и проткнула его указательным пальцем правой. – Вот чего!

– Ты ничем не заслужила честь иметь дело со мной, – заявил Чиун.

– А ты, красавчик? – обратилась девица к Римо, стоявшему в полный рост – шесть футов.

Его стройное мускулистое тело возбуждало многих женщин, стоило Римо только войти в комнату. У него были темные, глубоко посаженные глаза, высокие скулы. Тонкие губы слегка кривились в улыбке. Крепкие запястья выдавали силу.