Высотой ворота были с двухэтажный дом, и к ним примыкала белая бетонная стена. Все это очень напоминало тюрьму.
– Это и есть Миссия Небесного Блаженства? Это больше похоже на крепость.
– Западное сознание устроено так, что не доверяет ничему, чего не понимает, – ответил шофер. – За всем непонятным оно видит свои собственные злые устремления. У нас нет людей с копьями, как у вашего папы.
Преподобный Пауэлл попытался объяснить, что он баптист, а посему папа вовсе не является его духовным руководителем, и, кроме того, швейцарская гвардия в Ватикане существует просто как украшение и никогда не пускает в ход оружие. Шофер согласно кивал головой, пока Пауэлл с ним не расплатился, накинув щедрые чаевые, а потом издал воинственный и вместе с тем прощальный клич и заявил, что папа – агент Центрального разведывательного управления и что то еще в том же духе.
Преподобный Пауэлл крикнул шоферу вдогонку, чтобы тот подождал его – он скоро поедет назад, но, как ему показалось, в ответ из старого кашляющего и плюющегося «паккарда» раздался язвительный хохот.
Когда Пауэлл снова обратился лицом к воротам, он увидел, что они открыты.
В проеме стоял индийский жрец в розовом одеянии и улыбался. Лоб его пересекала полоска, нанесенная какой то серебристой краской.
– Добро пожаловать, преподобный Пауэлл. Мы уже давно ожидаем вас.
Преподобный Пауэлл прошел во двор. Тяжелые окованные ворота медленно затворились с тихим стоном, хотя людей, закрывших их, видно не было.
В самом центре двора возвышался великолепный розовый дворец. За ним, на горизонте, виднелись заснеженные вершины гор Виндхья. Цветные стекла отбрасывали мерцающие зайчики на розовые стены дворца, а золотой купол, венчавший сооружение, сверкал так ослепительно, что пастор поневоле отвел глаза.
– Дядя Титус! Дядя Титус! Вы здесь! Уй ты! – раздался молодой женский голос. Голос был похож на голос Джоулин, но принадлежал он юной девушке с очень темными глазами. Она бежала к преподобному Пауэллу, громко шлепая сандалиями. На голове ее было розовое покрывало, а лоб пересекала серебристая полоска. Подбежав поближе, она сказала:
– Наверное, мне больше не следует говорить «уй ты».
– Джоулин? Это ты?
– Вы не узнали меня? Я очень изменилась?
– Глаза.
– О, это от соприкосновения с Высшим Блаженством.
Она обеими руками схватила сильные усталые руки преподобного Пауэлла, ловко выхватила у него потрепанный фанерный чемоданчик, хлопнула в ладоши, и жрец в розовых одеждах подбежал к ним и взял вещи пастора.
– У тебя веки накрашены чем то вроде угля, – заметил преподобный Пауэлл.
Он чувствовал, как ее коготки щекочут ему ладонь, и инстинктивно отнял руку.
Она рассмеялась.
– Грим на веках – это только внешнее. Глазами вы видите грим. Но вы не видите того, что происходит внутри, не видите, как мои глаза купаются в озерах светлого мерцания.
– Мерцание? – переспросил Пауэлл.
Что это – какой то шифр? Может, эта краска содержит какой то наркотик? Не опоили ли ее какой нибудь гадостью? Преподобному Пауэллу все это казалось в высшей степени странным.
– Это чувство, которое испытывают мои глаза. Мы рождены для того, чтобы наслаждаться данным нам телом, а не страдать из за него. Великий Всеблагой Владыка – да святится имя его! – научил нас, как достичь свободы. Мерцание – одна из ступеней на пути к свободе.
– Да, мы получили твое письмо – мой добрый друг, твой отец, и я.
– Ах, это. Да славится вечно имя Всеблагого Владыки! Да славится его нетленное имя и сам он – вечная и нетленная Верховная Личность! Он творит чудеса при жизни, и вся жизнь его – его доказательство Высшей Истины. |