Разве это не доказывает, как он велик? О, совершенство, совершенство, мой Владыка совершенен! – взвизгнула Джоулин и начала скакать по комнате, в экстазе хлопая в ладоши. – Совершенство! Совершенство! Совершенство! И еще раз совершенство!
Из дверей, которых он не видел, из за портьер, которых он не заметил, пока они не зашуршали, с лестниц, которые сливались со стеной, пока он не увидел ступающие по ним сандалии, в комнату вошли молодые мужчины и женщины почти все белые, несколько черных. Никто из них не был похож на индийцев, кроме одной девушки, да и та, решил Пауэлл, скорее еврейка или итальянка.
– Позвольте мне представить вам еще одно доказательство совершенства нашего Великого Всеблагого Владыки, – громко объявила Джоулин, обращаясь ко вновь прибывшим, и рассказала им про город Джейсон в штате Джорджия, про историю взаимоотношения рас – белой и черной, как они всегда старались держаться подальше друг от друга, но как Всеблагой Владыка сказал, что его совершенство не знает расовых барьеров. – И вот, в доказательство этого, – в полном восторге заключила Джоулин, – перед нами негр, который приехал сюда по первой просьбе моего отца, белого расиста. О, совершенство, воочию мы зрим!
– О, совершенство, воочию мы зрим! – нараспев повторили все собравшиеся в зале. – О, совершенство, воочию мы зрим! – И Джоулин Сноуи провела преподобного Пауэлла сквозь группу молодых людей к двойным белым дверям, которые сами собой раздвинулись. За ними обнаружился лифт.
Когда дверцы захлопнулись и они остались вдвоем, преподобный Пауэлл сказал:
– Мне не кажется, что обман – это разновидность совершенства. Ты солгала, Джоулин.
– Это не ложь. Раз вы здесь, разве это не большая реальность, большее доказательство истины, чем клочок бумаги? А значит, меньшая правда отступает перед большей.
– В твоем письме содержался обман, дитя мое. Обман остается обманом, ложь – ложью. Ты никогда раньше не лгала, дитя мое. Что они с тобой сделали? Не хочешь поехать домой?
– Я хочу достичь совершенного блаженства с помощью Всеблагого Владыки.
– Взгляни на меня, дитя мое, – сказал преподобный Пауэлл. – Я проделал долгий путь, и я устал. Твой отец беспокоится о тебе. Твоя мать беспокоится о тебе. Я тоже очень беспокоился о тебе. Я приехал сюда, потому что думал, что тебя похитили. Я приехал сюда, потому что мне показалось, что твое письмо – это зашифрованное послание и ты зовешь меня. Итак, хочешь ли ты поехать со мной и вернуться домой в Джейсон?
Джоулин склонила голову набок и уставилась ему в грудь – казалось, она пытается сформулировать очень непростой ответ.
– Я дома, преподобный отец. И вообще вы ничего не понимаете. Вы думаете, вас привело сюда то, что вы называете христианской добродетелью. Но это не так. Вас привело сюда совершенство Великого Всеблагого Владыки, и я так рада и так счастлива за вас, потому что теперь вы сможете соединиться с нами в блаженстве. А вы ведь уже не молоды и могли не получить такой возможности.
Двери лифта открылись, и их глазам предстала комната, где стояла роскошная мебель, отделанная хромом и черной кожей. Мягкие глубокие кресла, большие диваны, круглые стеклянные столики, светильники – все это было похоже на картинку в модном журнале, который преподобный Пауэлл однажды купил по ошибке. Их с миссис Пауэлл тогда очень позабавили цены. Некоторые предметы обстановки стоили столько, что за эти деньги можно было бы купить целый дом.
«Бип!» – пропищало в дальнем углу комнаты, которая пахла как ароматизированная салфетка в самолете.
– Вот мы и пришли, – объявила Джоулин. – Это внутреннее святилище сердце Миссии Небесного Блаженства. О совершенство, всемилостивое совершенство!
«Бип!» – снова раздался тот же звук. |