— Дейвид! — донесся словно издалека голос Пинн. — Спишь ты, что ли? Или в транс впал?

— Нет, все в порядке.

— Ты голоден? Завтракал сегодня? Принести тебе бутерброд, что-нибудь приготовить?

— Спасибо, не нужно.

— Сядь хоть на минутку. У меня в голове все плывет, когда я на тебя смотрю.

Дейвид рывком сел и, склонившись к самым коленям, провел правой рукой по лицу. Он и правда чувствовал себя скверно и как-то очень странно. Было трудно дышать.

— Она скоро вернется, — сказала Пинн и нежно, но решительно потянула к себе его левую, свободную руку.

— Не скоро.

— Куда она поехала?

— К дяде, в Германию.

— Ну, значит, вернется немного позже. Ничего, ты же уже большой мальчик, правда?

Зазвонил телефон. Это мать звонит из Паддингтона, тотчас понял Дейвид.

— Нет, не снимай, пожалуйста, трубку. Закрой лучше дверь.

Пинн плотно затворила дверь в прихожую.

— Кики придет? — спросил Дейвид, стараясь не замечать настойчивого дребезжания. — Ты говорила, она придет.

— Нет, — помолчав, ответила Пинн.

— Почему?

— Она полюбила другого.

Моего отца, подумал Дейвид, и у него защипало в глазах. Он видел, как они уезжали вместе в отцовской машине.

— Прощай, — прошептал он словно про себя, зажав одной рукой глаза. — Прощай навсегда. — Его вторая рука по-прежнему лежала в ладони Пинн. Телефон продолжал звонить.

Пинн сняла очки.

— Ну, и что ты теперь собираешься делать? — спросила она.

— Не знаю.

Она начала расстегивать его рубашку. Когда все пуговицы до пояса были расстегнуты, ее ладонь скользнула внутрь и уверенно легла ему на грудь. Это какое-то особенное скользящее движение, эта тяжесть ее руки, ласкающей и в то же время властной, слегка сжимающей его плоть, произвела в нем немедленные и очень сложные перемены. Только что он чувствовал себя растерзанным, будто его сначала распяли, потом рвали на части и пытали ревностью, одиночеством, страхом, гневом и презрением — так что в конце концов от него остались лишь жалкие клочья, раскиданные во мраке. Но вдруг, за какую-то долю секунды, он весь воспрянул и подобрался, подчиняясь власти ласкающей женской руки. Он видел, как под влиянием происходящих в нем самом изменений лицо Пинн тоже непостижимым образом менялось и приковывало к себе его взгляд. Розовые округлые щеки — влажные губы — зеленые глаза — копна тщательно завитых медно-рыжих волос.

— Возьми меня, — сказала Пинн.

— Не могу. — Дейвид убрал ее руку со своей груди, но не выпускал; и вторая его рука тоже оставалась у Пинн.

— А Кики взял бы? Ты думал о ней?

— Да.

— Она снилась тебе?

Дейвид вспомнил ревущую лавину из своего сна. — Да.

— Тебе нужна не она. Тебе нужна женщина. Возьми меня. Я никто, и я все. Я всего-навсего идол, воплощающий в себе волю небес.