— Понял, матушка княгиня. Пошлю Кастуся.

— Пусть Святополк направляется в Польшу к Болеславу.

— А как с этими? С варягами-то?

— Куда деться, Никита. Корми их, корми злыдней. Голодом их не избудешь, беды добудешь.

Меж тем варяги расседлывали коней, заводили в денники, насыпали им овса, набирая без всякого спроса из ларя. Хозяйничали, как у себя дома.

Эймунд, поймав Никиту, теребя его за верхнюю петлю кафтана, наказывал:

— Раз ты тут хозяин, вели поварам кормить моих воев. Понял?

— Понял, господин. Припоздал ты… как тебя?

— Эймунд Рингович.

— О сем уж сама княгиня распорядилась. Корми, сказала, гостей от пуза.

— Да? Ишь ты, видать, добрая.

— Такую княгиню еще поискать.

— Ну-ну, давай, — и тотчас же поймал Никиту, повернувшегося было бежать дальше по делам, за рукав. — Скажи честно, старик, Святополк не появлялся?

— Нет. Я же сразу сказал. Давно уж его не было здесь.

Все равно варяги обыскали весь двор, все клети, даже в конюшне все ясли осмотрели, сеновал.

— Судя по всему, его здесь и впрямь еще не было, — говорил Эймунд. — Куда ж он делся?

— Знаешь, сдается мне, или Святополк, или кто-то из гридней ранен и мы их где-то обогнали, — гадал Рагнар. — Мы ж как угорелые гнали.

— А ежели он к печенегам рванул?

— Вряд ли. Скорее к тестю в Польшу побежит. Ну а если в Польшу, то Турова никак не минует.

— Так что? Будем ждать?

— Конечно. Дня три, а то и недельку посидеть можно. После всех этих ратей, скачек пора и отдохнуть. А тут чем плохо? Кормежка есть, да и девки найдутся. Эвон, Фост уж затянул в лопухи одну.

— Не мог ночи дождаться, дурак.

Варяги остались ждать, поставив на воротах сторожей, чтобы заранее обнаружить беглецов и упредить их возможное отступление.

А они в это время пробирались лесами и везли на конных носилках умирающего князя. Ехали шагом, чтобы не трясти раненого. Только один раз позволили себе сделать дневку в небольшой веске, решив дать раненому отдохнуть, подкрепить его и свои силы медом и свежим хлебом. Они надеялись, что погоня отстала, а точнее, оставила их. Хотя это было слабое утешение. У того же Волчка ныло сердце от худых предчувствий, хотя относил он их на счет беспокойства за жизнь Святополка. Князь слабел с каждым днем, потеряв много крови и не имея возможности обрести наконец покой. Кони, несшие носилки, хотя и шли шагом, все равно это беспокоило раненого, а раскачивание не давало ране затянуться.

На подъезде к желанному Турову их встретил Кастусь. Он, выскочив из кустов, позвал негромко:

— Волчок! Ты?

— Ну я, — отозвался Волчок, останавливая коня. — Никак, Кастусь. Ты что тут делаешь?

— Я уже четыре дня вас жду. Вон напеременку с Михной.

— Что такое?

— Князю Святополку нельзя в Туров. Там варяги уж пять ден ждут его. Меня дворский послал вас караулить и предупредить.

— Я этого опасался, — переглянулся Волчок с Еловитом.

— Я тоже.

— Что делать?

— Съедем к реке. Что ж на дороге стоять-то. Там решим.

Кастусь вытащил из кустов полный мешок.

— Что у тебя там?

— Да это дворский для вас велел принести. Хлеб тут, рыба вяленая, мед. Хлеб, поди, давно зачерствел.

Они спустились к Припяти в гущу прибрежных ив. У самой воды осторожно сняли носилки с князем, опустили на землю. Развязали мешок, предназначенный им дворским.