. А вот насытить... ха-ха... сможешь, если расстараешься!
Первый крикнул гулким голосом:
- Я привел настоящих мужчин, чтобы ты не скучала!.. Открывай, дурочка!
Из дома донесся плач. Томас крикнул сдавленным от душившей ярости голосом:
- Она не сможет, но мы - сможем!
Смех оборвался, в полной тишине мужчины повернулись к деревьям. Их руки опустились на кинжалы, мечи, топоры. Кони Олега и Томаса стояли
неподвижно, так же застыли и разбойники. Похоже, до сего дня они были хозяевами ночи, никто не смел бросать им вызов.
- Эй, - крикнул один с крыльца, - кто бы ты ни был... стой, где стоишь, останешься цел. Еще лучше - убирайся к черту! Иначе твои кости псы
растащат по всем оврагам.
Томас жутко расхохотался, так мог бы расхохотаться могучий лев, чьи когти уже распластали шакала:
- Мои кости?.. Ваши кости - солома для моего меча!
Двое разбойников наконец сдвинулись, начали потихоньку продвигаться к темным деревьям. Олег спешно натянул тетиву, выхватил из колчана
стрелу.
Разбойники были совсем близко к деревьям, уже начали различать смутные очертания всадников, когда Олег быстро наложил стрелу, щелкнула
тетива, мгновенно выхватил кончиками пальцев другую стрелу, наложил, натянул и отпустил тетиву, снова выдернул стрелу. Колчан находился над
плечом, калика одним движением доставал стрелу, накладывал на лук и стрелял. Его движения были настолько молниеносными, что Томас не успел
послать коня в тяжелый галоп, как несколько стрел просвистели мимо, догоняя друг друга. От дома донесся яростный вопль.
Томас заорал, вынесся из тени, выставив копье и пригнувшись к шее коня. Те двое, что подходили к деревьям, стояли как замороженные, выставив
перед собой кинжалы. Томас с хрустом всадил в переднего копье, пронзил насквозь, как древесный лист, другого стоптал конем. Перед домом стоял
жуткий крик, люди разбегались, падали. В призрачном лунном свете блистали серебристые перья - в груди, спинах, шеях. Разбойники были полуголые,
и стрелы вонзались в их тела.
Копье Томаса осталось позади, он выдернул меч, ударил наискось третьего, замахнулся на следующего - у того в груди словно расцвел белый
цветок на деревянном стебле: разбойник упал на колени, изо рта хлынула кровь. Томас заорал, погрозил Олегу мечом. Трое уцелевших удирали по
широкой дороге, впереди них, как ночные птицы, неслись угольно черные тени, и Томас с ревом пустил коня вдогонку.
Олег медленно выехал из тени. Стрела лежала на тетиве, он вслушивался и всматривался, но в ночи слышались лишь стоны и хрипы умирающих.
Вскоре послышался конский топот, усилился до грохота, и на лужайку во всем грозном великолепии ворвался огромный грозный рыцарь. В его руке
наотлет тускло блестел огромный меч, крупные капли срывались на землю, он весь словно вышел из бойни, даже конь был забрызган кровью.
- Всех положил? - гаркнул он люто.- Не мог стрелять помедленнее?
- Нас в детстве учили держать в воздухе пять стрел...
- Мы не на твоей языческой Руси!.. Здесь, в христианском мире, вовсе стрелять не умеют.
Он придержал коня, сделал круг по лужайке. Раненые со стонами пытались уползти, за ними тянулись темные дорожки крови, и разбойники быстро
затихали, застывали, вцепившись в землю. Дверь осторожно отворилась. В щели показалось бледное женское лицо, тонкая рука. Убедившись, что
разбойников на крыльце нет, женщина бесшумно вышла - маленькая, тонкая в талии, с большими испуганными глазами.
Томас помахал ей металлической рукой, в которой был зажат темный от крови меч, спохватился, поспешно вытер мокрое лезвие и вложил в ножны. |