Ульяна ничего не ответила. Она вообще, кажется, потеряла способность говорить. Господи, ее же мама не так воспитывала!

Чтобы она оказалась наедине голая с голым мужиком, которого знает час! Нет, наверное, уже два. Да, два часа — это, конечно, существенно меняет дело!

Но дальше этого мысленного ужаса от своей аморальности дело не шло. И что делать, Ульяна не представляла. То есть, мысль не трансформировалась в действие. И она продолжала лежать, уткнувшись лицом в согнутый локоть и чутко прислушиваясь к тишине. Где-то там, в этой густой жаркой тишине, совсем рядом был голый мужик с березовым веником.

Ма-ма-чки.

Ульяна почувствовала, как по спине прошлась волна горячего воздуха, за ней еще одна.

— Сейчас пар разгоню, — голос Захара звучал где-то рядом и вроде бы совершенно спокойно. — Старайся дышать не глубоко и не части. Поехали.

По спине, по ягодицам, по ногам вдруг мягко зашелестели влажные горячие листочки. Они гладили, как будто немного щекотали и… И это было скорее приятное ощущение, чем нет.

Да, что-то очень-очень приятное. Уля чувствовала, как это мягкое поглаживание веником нравится ей все больше и больше. И даже будит в теле какое-то странное томление, будто…

Поглаживание сменилось звонким шлепком.

— Ай!

— Нет, это еще не ай. Дыши, как я сказал. И по возможности молчи.

Ульяна пыталась молчать. Пока веник шлепал не сильно. А потом удары стали усиливаться. Спина, ягодицы, ноги. Сверху вниз, снизу вверх, бока. Ей казалось, что дышать уже нечем. Но и кричать тоже не получалось, не хватало воздуха.

Было не больно, нет. Было очень горячо. Наконец, Ульяне стало казаться, что еще чуть-чуть — и она просто закипит.

— Все, хватит, — Уля попыталась приподняться на локтях

— Не хватит.

И, будто мало этих коротких, приказным тоном сказанных слов, ее еще и прижали за шею обратно к полке.

Сначала Уля задохнулась вощением. А потом — чем-то другим. Каким-то острым непонятным чувством, которое вызывала крепкая мужская ладонь, удерживающая ее за шею.

Так, это что такое?!

Ладонь исчезла, а сумбур в мыслях — остался. Нет, так нельзя.

Но… Наверное, она впала в какой-то транс — горячий воздух, ритмичные шлепки по всему телу и… И само тело как-то странно теперь на все это реагировало.

— Переворачивайся. Буду с другой стороны парить.

Он это, мать его, серьезно?!

— Мне достаточно, — в этот раз Уле не стали мешать встать. Но она почему-то не торопилась подниматься, лишь приподняв голову с локтя. Поворачивать лицо она не хотела. Смотреть на Захара — тоже.

И уж совершенно точно она не позволит ему смотреть на себя голую спереди. Ладно, по заднице он ее отлупил веником. На этом — все.

— Ложись на спину, — раздался все тот же практически невозмутимый голос. — Грудь и лоно руками прикрой.

Лоно?! Где он, мать его, выкопал это слово — лоно?! Пока Ульяна размышляла над этим, безусловно, самым важным в данный момент вопросом, ее подняли за локти и посадили на полку. Подняли не резко, аккуратно, даже голова не закружилась.

Ульяна смогла смотреть только в лицо Захару. Она себе просто запретила смотреть куда-то еще. И он тоже смотрел ей только в лицо.

Захар был румяным, именно румяным, не красным, как вареный рак. Выражение глаз не разобрать. И шапка куда-то делась.

— Тебе… тебе не жарко? — вдруг почему-то спросила Ульяна.

— Да что ты все за меня переживаешь и спрашиваешь — не холодно ли мне, не жарко ли мне, — каким-то непонятным тоном, будто с раздражением даже ответил Захар. — Мне нормально.