|
— Куда?
— Я тяжелая, — пискнула Уля.
— Да ладно? — хмыкнул Захар. Рука его принялась что-то чертить на ее пояснице, отчего Уля тут же стала покрываться мурашками.
— Я вешу восемьдесят килограмм, — зачем-то вдруг выпалила Уля. — Ну, или чуть меньше.
— Ну а я — значительно больше.
— А сколько? — внезапно заинтересовалась Ульяна.
— А не знаю, — пальцы Захара продолжали выписывать какие-то линии на ее пояснице, рассыпая салюты мурашек по ее телу. — Давно не взвешивался. Последний раз было сто двадцать, кажется. Но, по-моему, я с того времени чуток набрал.
Проблема лишнего веса у Захара явно не стояла. Веса у него лишнего не было. Его было просто много. И это почему-то Улю успокоило. Наверное, ему и в самом деле… не тяжело.
— А давай еще шампанского выпьем? — вдруг предложил Захар. — Пока оно не согрелось окончательно.
— Давай.
Попытку Ульяны натянуть на себя одеяло Захар решительно пресек.
— Ты разве не знаешь? — он протянул ей одной рукой бутылку, другой решительно сбивая одеяло за спину. — Что шампанское в новогоднюю ночь полагается пить голой?
Его глаза смеялись. А еще в них было восхищение. И Уля вдруг поняла, что вот прямо сейчас ей реально вообще на все пофиг. На все мысли «А как же?» и «А если?», на сомнения, на комплексы, на все сегодня плевать. На все, кроме этого удивительного мужчины рядом.
— А как же носки? — Ульяна подтянула под себя ногу, взяла бутылку из рук Захара и сделала щедрый глоток. Шампанское было уже не ледяным, но все еще достаточно холодным. И очень вкусным.
— В носках можно, — шепнул ей Захар, обнимая сзади.
Это было и в самом деле новогоднее чудо — пить из голышка шампанское, будучи одетой только носки — и нисколько не смущаться этого. Чувствовать, как сзади к тебе прижимается большое обнаженное горячее мужское тело. Чувствовать поцелуи на своих плечах и шее. Ощущать касания его холодных — от того, что держал бутылку с шампанским — пальцев к своей груди. Это почему-то очень горячие касания, несмотря на холод пальцев. А потом протянуть ему бутылку, откинуться на постель, забросить на изголовье руки и прошептать:
— Допивай и приступай.
И его поцелуи со вкусом шампанского, и его губы, руки, язык — везде. И потом все только еще слаще и… и уже совсем после веки тяжелеют, но из последних сил Ульяна все же открывает глаза.
— Захар, я сейчас усну.
— Так спи, — ее обнимают крепче поперек живота и притягивают к широкой груди.
— Нет, мне надо домой.
— Не надо.
— Надо, — Ульяна сняла руку Захара со своего живота. — Бабушка ругаться будет.
Несмотря на все наслаждение сегодняшней ночи — и вчерашней бани тоже! — за этот взрыв смеха Уля была готова его придушить.
Захар, похоже, заметил кровожадный блеск ее глаза и сел.
Демонстративно зевнул, прикрывая рот кулаком.
— Ты точно не хочешь спать здесь? — он самым искусительным жестом обвел рукой широкую постель.
Соблазнительно. Очень. Остаться здесь. И засыпать, чувствуя, как Захар ее обнимает. Уля почему-то была уверена, что именно так и будет. Но… но она где-то внутри очень отчетливо чувствовала, что так будет неправильно. Что если она заявится домой завтра утром — то это будет нехорошо. И ей точно будет стыдно смотреть в глаза бабушке — как бы глупо это ни звучало. Уля это точно знала.
— Нет. |