— А Захара-то за что?!

— Хорошо, что вы это понимаете, — снова включилась в разговор Ульяна. Похлопала по стулу рядом с собой. — Присаживайтесь, Антон Борисович, мне с вами надо подробно поговорить, — Балашов исподлобья недоверчиво смотрел на нее, и Ульяна добавила: — Не бойтесь, я не кусаюсь. По крайней мере, пока.

Кто-то хмыкнул за ее спиной — кажется, Павел. А Балашов-старший грузно встал и пересел на стул рядом с Ульяной.

— Слушаю вас.

***

Ульяна лежала на постели и смотрела в потолок. Вернувшись домой, она не сняла с себя ничего, кроме обуви и пальто, и теперь так и лежала на постели в блузке, костюме, колготках.

У них сегодня в кабинете Артура Балашова был самый настоящий мозговой штурм. Кажется, довольно эффективный. Но в полную силу Ульяна сейчас об этом думать не могла. Стресс и умственное напряжение были такими сильными, что сейчас наступила обратная реакция — сильнейшее торможение нервной системы.

Полчаса. Уля дала себе полчаса. Она вот так полежит полчаса, а потом встанет, переоденется, сделает себе кофе и сядет за документы, записи и изучение нормативно-правовой базы. Завтра заседание суда об избрании меры пресечения Захару.

Через двадцать минут раздался звонок телефона. Это оказалась Наталья Николаевна. У Ули до тошноты заныло что-то внутри. Как она могла забыть про маму Захара?! Кто-то должен сказать ей обо всем случившемся. И, похоже, этот кто-то — Ульяна.

Объективно, она, наверное, тот самый человек, который может сделать это максимально аккуратно — учитывая, какие у нее сложились с Натальей Николаевной в последнее время доверительные отношения. Только вот сил не было на такой разговор совершенно.

Но надо.

Надо.

Уля села, поджала под себя ногу и взяла в руки телефон. А там ей ответили совершенно другим, чужим, мужским голосом.

— Скажите, Мелехова Наталья Николаевна вам кем приходится?

Противная тошнота вздулась и вылезла иголками наружу, до боли раздирая кожу. Что, что еще случилось?!

— Она моя… — Уля на секунду замялась. — Моя близкая родственница. Тетя.

— Понятно. Ваш номер был в числе последних в списке вызовов. Вынужден вам сообщить, что ваша тетя в больнице. В тяжелом состоянии.

Ульяна зажмурилась. Ну почему?! Почему сразу оба! Будто Юрия Валентиновича мало!

— Вы врач?

— Да.

— Что с ней?

— В реанимации. Подозрение на инфаркт. Скажите, у вашей тети были проблемы с сердцем?

Как сговорились! И Сатана, и Липецк! Что же вы такие… И Ульяна же совершенно ничего не знает — были ли у Натальи Николаевны проблемы с сердцем или нет. Мама Захара никогда при встречах не жаловалась на здоровье.

— Нет. Кажется, нет. Скажите, что ей сейчас нужно? Что-то привезти?

— Пока ничего. Пока я вас просто информирую. Если ситуация будет развиваться благополучно, завтра мы передадим вашей тете телефон, и вы сами сможете с ней поговорить.

— Хорошо, поняла, спасибо.

Разговор завершился, а Ульяна еще некоторое время смотрела пустым невидящим взглядом теперь уже в стену. Все, ее полчаса истекли.

***

У Ульяны не осталось времени на сомнения, ненужные фантазии и прочие малопродуктивные вещи. Слишком многое надо было сделать. Зато она не думала и не представляла, как там Наталья Николаевна и Юрий Валентинович в больнице. И как там

Захар в СИЗО.

И все же на следующий день Уля оказалась не готова к тому, как ее буквально качнет в тот момент, когда Захара ввели в зал суда с заведенными за спину руками. Она, замерев, смотрела, как ему освобождают руки, как он остается в камере за бронированным стеклом.