И поняли люди тут, что Гримтек обманывает их — не настоящий он господарь, а Баргом потравленный выродок, что шлюха рыжая поработила злой магией своей. А тут и к знахарке не ходи — рыжая, в штанах ходит, меч носит и глаза злые. Точно шлюха. И ведьма уж подавно — где ж видано, что б баба с мечом ходила? Колдовство это Баргово, нет сомнений никаких. Да и все ж знают, то от Барга идёт, что кожа темна, что волосня рыжа — то проклятье злобое от Баргу самого.
Всех согнали. Даже детей малых вытащили на улицу.
И стали разжигать очаг, с углём древесным и штырями железными.
Мгновение, молча, стояли они, а затем рухнули на колени, воя от горя и слёз — поняли они, что удумали Барговы посланники. Видали такое они…, ослепят их всех и бросят тут всех, звери эти злобые, да смеяться будут, глядя, как ползают, да в грязи елозят слепые добрые люди…
— Закрыли пасти! Я кому сказала, Баргов член вам в глотки!!! — Рявкнула рыжая бабища, обнажая меч и с яростью в бесстыжих своих глазищах, смотрит на них. Замолкли разом, как отрубило. На меч все смотрят — ослепят, конечно, оно плохо. Но вот ежели мечом, оно же всё, уже насовсем будет. Глаза заживут, во тьме всегда, но ведь заживут. А ежели мечом в сердце, уже ничего не заживёт. — Слушай меня жуки навозные! Гримтек теперь Голова ваш, он следить будет за тем, что б двадцатину отдавал каждый. Ясно?
— Аауууааа…
Рявкнув что-то плохое, заставила она их замолчать и говорить продолжила вещи странные.
Но страх уходил от них потихоньку. То оказывается, господари были от короля самого Логана приехавшие. Повинность новую разъяснить они пришли.
Странная то была повинность и злая очень. Двадцать частей со всего, отдавать должны они будут королю. Заплакал народ, закричал — как же жить-то теперь?
— А ну заткнитесь! — Рявкнул Гримкет и народ заткнулся — а чего ещё делать? Мало им повинностей было, с голоду едва не помирали, а теперь ещё и двадцатую часть всего отдавать. Всхлипывают, молчат, ждут, чего скажет Гримтек. А чего он скажет? Да всё что слышали они уже — и понятно теперь зачем очаг этот. Сейчас кому-то глаза выжгут или один глаз. Для примеру, что б знали они, что без двадцатины, никому житья не будет. Придётся платить, чего поделаешь? А там, к зиме ближе и перемрут они все от голода. Жалко конечно, жить-то хочется. Но тут ведь всё просто — с голоду помрут, но потом. Или сейчас им глаза выжгут, да бросят вот так и помрут они уже через неделю. Конечно, они будут платить, иначе быть и не может. Поживут хоть немного дольше…
Гримтек стал говорить. Они слушали и смотрели на него, пустыми, непонимающими глазами.
Ему пришлось всё повторить ещё дважды, прежде чем до них дошло.
— Как же так? А как же повинности наши, а как… — Пираи в ужасе закрыл рот ладонью и выпучил глаза — рыжая бабища на него смотрит и господарь Гримтек тоже.
Всё. Крылы Привы уже смыкаются над ним, и холод смерти на затылке чует — всё кончено.
Плача слезами горькими, Пираи голову склонил — сейчас ему глаза для примеру и выжгут. Эх…, ну вот за что? Ведь он всегда послушен был! Эх…, всё эта скотина Ари виновата — из-за неё помутился у него разум. А ведь так любил её, так любил! А она предала, бросила и ушла — шлюха.
А вот была бы она тут, может, смилостивился бы господарь, может, не стал бы ему оба глаза выжигать — один бы ему выжег, а один Ари. Но она сбежала, блудница мерзкая. И вот теперь, из-за это дуры страдать ему придётся ужасно, а потом и помереть с голоду, а то и от лихорадки…
— Никаких повинностей. Вы — Свободные, только двадцатина и всё. — Соврала им рыжая шлюха.
— Шола, готово всё. — Сказал кто-то у очага и вытащил первый прут, с тавром на конце…, и зачем тавро там, ежели глаза жечь собрались?
— Тащите первого. |