Молились Приве люди, скучали о днях светлых прошлых и жили себе потихоньку.

Иной раз Пирайи даже ловил себя на мысли, что новая жизнь, при короле Логане, в чём-то лучше прежней. Но Великие Боги! Как же это не по-людски всё-таки. Как бы Боги не прогневались на них за столь богохульный образ жизни. А что прогневаются, Пирайи уже и не сомневался — не далее как день назад, парочка одна, взяла и поженилась. Одежду нужную надели, к статуе Привы пришли с дарами и молитву правильную говорили, всё правильно делали. Да. Но к господарю за разрешением на женитьбу свою, они даже и не пошли! Это ещё ладно, мир сошёл с ума, можно как-то и стерпеть. Но молодуха ведь в ночь первую, ни к кому из господарей не пошла! Эта распутница мерзотная, сношалась в первую ночь — со своим мужем она сношалась!!!

Тьфу, даже подумать о том противно — шлюхи, да распутники растут, тьфу!

Охо-хой. Вот как жить дальше? Распутство одно кругом и разврат.

А господарь? Мало того, что не наказал развратников этих, так ещё и делает вид, словно и не заметил страшной повинности этих двух…, даже слов нет как их назвать за их вину великую.

Жили люди себе потихоньку, да господарю двадцатую часть всего относили. А господарь сам по селу ходил иногда, когда вот своё поле не обрабатывал, да пером на пергаменте что-то писал. То знакомо конечно, в иные года, когда милостивее прочего господарь рыцарственный правитель был, он вот так тоже ходил и записывал чего у кого есть, что б лучшее с них повинность урожаем и скотиной брать было. А может и ещё для чего он это всё писал — не то их ума дело, что б такие вещи понимать, да и просто ими интересоваться.

А то и неважно всё было — бросил он всё это писать в итоге. Как и господарь рыцарственный правитель, сим странным развлечением пресытившись, так и господарь Гримтек им пресытился.

Двадцатину ему они все приносили, куда уж денешься? Иной раз и больше приносили, о повинностях своих многих не повинённых господарем помня крепко. Но господарь не замечал ничего, а ежели всё-таки замечал — ругался он на них. Не понимали люди, чего происходит, а потому решили не гневить господаря нового и с тех пор носили только двадцатую часть.

Когда много набралось всего, погрузил господарь это в телегу, двоих младших господарей с собой взял и поехал куда-то. За место себя оставил господаря — одного их тех, кто вернулся из Святого похода рыцарственного правителя Логана, вернулся с мечом и золотом. И ладно бы, господаря правильного оставил бы, так он что сделал? Бабу распутную оставил! Эта шлюха ещё с самого начала их беспокоить начала. Дня не прошло, как вернулась — штаны надела и в поле пошла! Не стерпел народ разврата такого. Палками тогда побить решили. Но вовремя вспомнили, чего со старостой случилось от Гримтековой руки. Повременить они решили с распутницей этой поганой. А потом и позабыли про неё вовсе, а тут такое! Баба глупая и развратная, да заместо господаря правильного — с достоинством человеческим, что меж ног у всех людей достойных висеться должно.

Осерчали люди конечно, но что со старостой стало, всё же не забыли. Так что серчали они, молча, у очагов своих, да в полях, где бабища эта срамная, их не слышала.

Так и жили они себе и жили, Гримтек вернулся обратно и поспокойнее стало…

Они с утра пришли. Два десятка наёмников на лошадях. Вошли в село, и Гримтек навстречу им вышел с господарями младшими.

Пираи смотрел через щелку в окне и слышал, как громко бьётся его сердце.

Быстрый росчерк меча, развалил горло бабищи той, что в штанах прежде ходила.

— Не убивать, бараны!!! — Взревел статный господарь из наёмников, ещё не упала бабища срамная наземь, да замертво он и взревел вот это самое, да громко очень. — За каждый труп с доли вычту! Баргов хер вам в глотки — не убивать никого!

Гримтек и младшие господари пытались сражаться, но куда там — кого ранили, кого оглушили, да и связали по рукам и ногам.