|
Перемахнул через стенку краснотала и помчался вприпрыжку, боясь, что опоздает на плешку, куда садился «Ми-шестой», — отцепит груз и упрет назад, и не успеет он передать посылку в город. За первой стенкой последовала вторая. Таежная опушка была обрамлена двойным ярусом краснотала, перебиваемым кое-где стлаником — кедрачом. Косых, подпрыгнув, преодолел и ее, но споткнулся, кувырком покатился по земле, загребая воротом, штанами, сапогами песок. Вскочил, матерясь и отряхиваясь на бегу незанятой рукой, вымахнул на плешку и понял, что понапрасну спешил — «Ми-шестой» не собирался взлетать, его лопасти замедляли свой бег, а в открытом трюме светлели какие-то мешки, пакеты, обернутые рогожей детали, ящики — все наготове! Вертолет еще минимум час будет разгружаться.
Косых бочком подобрался к машине, не обращая внимания на предостерегающие вскрики бортмеханика, — сердешный боялся, что Косых зацепит лопастью. Потом заскользил взглядом по застекленной покатой кабине, надеясь узреть знакомое лицо, но ничего не различил — кабина находилась высоко, лица сливались в единые блеклые пятна. «Не то чтобы знакомого летчика, тут маму не узнаешь», — подумал Косых. Но вот лопасти прекратили свой бег и застыли, пригнувшись тяжелыми стеблями к земле, бортмеханик выпрыгнул из трюма, подошел к Косых. — Тебе что, лохматый, жить надоело? Шарахнет лопастью — полкотла снесет! Эх, и смешлив летный человек. Молод еще, юморист из «Доброго утра». Косых разжал кулак и отпустил бечеву, врезавшуюся до кровяной красноты в кожу. — Слушай, друг, в город не передашь, а? — попросил он униженно. — «Не передаешь»… Посылки отправляй по почте, — усмехнувшись, посоветовал бортмеханик. — Не оскаливайся. Жена больна, а я здесь… Выбраться никак не могу. — Надо не на нефти тогда работать, а сидеть в городе. — Фланец мне нынче к «окурку» приваривать, — канючил Косых. — Это те не птицей вдоль небес летать, а героизьм, рисковое мероприятие. — В огонь полезешь? — неверяще полюбопытствовал бортмеханик. — В огонь, — подтвердил Косых, узрев краем глаза, что просеку запрудили буровые рабочие, — пришли разгружать вертолет, — впереди вышагивал Поликашин, резко взмахивая руками, будто строевую ходьбу разучивал. Поликашина здесь только не хватало! А тот, увидев Косых, направился прямехонько к нему. — Все передачи супруге? — Голос у него был по обыкновению свеж и громок, будто и не было бессонной ночи, проведенной в работе, не было клейма усталости на лице, фиолетовых разводов под глазами, темных впадин под скулами. — Говорит, что фланец будет сегодня варить, — вставил бортмеханик. — Эт-то верно. — Косых даже удивился неожиданной поддержке, посмотрел в упор на бортмеханика, и тот по расширенным жестким зрачкам и зло напрягшейся шее понял, что перед ним не просто жалкий рядовой проситель, который еще порою встречается в селе, умоляя перебросить купленную корову из одной деревни в другую. — Ну, — спросил Косых, — не ты, так командира попрошу, а тебе не спущу, земля-то ведь круглая, и люди нет-нет, а встречаются. — Ладно, — помедлив для приличия, согласился бортмеханик. — Что домой переправляешь? — спросил Поликашин. — Может, и я переправлю… — Бельишко постирать и, — Косых ткнул в мешок носком сапога, — по мелочи кой-что да пару уток из подпаленных вчера… — А кому передать? Придет кто? — спросил бортмеханик. |
