— Теща придет, необхватная женщина такая… Таисией Павловной величают, либо жена-красотка, и не моги на нее заглядываться. Надькой величают. А я знать по рации дам и номер борта сообщу. На вертолетную площадку к пилотскому балку и подойдут, а ты мешок-то выгрузи и оставь в балке.

— Добро, — сказал бортмеханик, — Ты, как утки снова будут падать, отложи для меня пару. Не одна твоя жена утятину любит.

Он слазил в трюм, забросил мешок в пилотскую кабину, успокоенный Косых побрел в столовую, к остывшему утиному супу с индейской приправою, а оттуда на площадку.

Площадка, странное дело, была суха, несмотря на дождь. Косых задрал голову посмотреть, в чем же дело, и увидел, что дождь не долетает до земли — его сжирает пламя.

На площадке уже стоял рослый, с серо-голубыми волосами человек, о котором Косых слышал, что он большой начальник. Еще стояли майор Сергованцев (о нем ходили легенды, и Косых его знал), мастер Сазаков, Кеда с Колышевым, Витька Юрьев да еще какие-то парни, кажется, прибывшие из Тюмени пожарники — на площадке находился весь таежный гарнизон.

Сивоголовый наклонил голову, приветствуя Косых, улыбка тронула его губы.

Косых, ежась от того, что захолодели лопатки, подошел к ящику, механически проверил электроды — не сколупнулась ли обмазка, но электроды были специально подобраны, один к одному… На ящике лежала новенькая фибровая маска с синим стеклом. Рядом был вдавлен в песок бидон из-под молока. Он подошел к бидону, на крышке которого стояла эмалированная кружка с диковинным остролистым цветком, нарисованным на боковине, зачерпнул квасу. Стоял, сосал кисловатую жижу и чувствовал, как леденеет нёбо, ломит зубы, но кружку допил до конца. Потом зачерпнул вторую, но понял, что не осилит, так и поставил наполненную на бидон.

Неподалеку, широко раздвинув ноги в заляпанных глиной кирзачах, ждал пожарник со шлангом наизготове, поигрывал латунным, начищенным до солнечного сияния наконечником. Косых понял — его ждет, окатить водой собирается, и ощутил себя сродни космонавту, готовящемуся взлететь, когда перед стартом каждый хочет внести свою лепту, помочь чем-нибудь. Он важно кивнул и подставил пожарнику спину, тот окатил его, и брезентовая куртка на Косых сразу сделалась деревянной, сухарно-хрустящей, — кажется, сотвори он лишнее движение, начнет ломаться… Косых повернулся грудью, пожарник прошелся несильной струей, от которой приятно защекотало под рубашкой, холодный ручеек пополз за шиворот, остужая плечи и живот, и Косых коротко и нервно хихикнул.

К нему подошел сивоголовый, сказал что-то. Косых увидел, как открылся рот и задвигались беззвучные губы, когда же тот подал руку, он понял, что сивый произносил напутственные слова.

«Как генерал». — Косых, помедлив еще немного, подхватил ящик с электродами и, прикрыв лицо маской, с места ринулся к огню. И ему показалось на секунду, что со стороны он выглядит большой бесстрашной птицей, к которой сейчас обращены все взоры.

На него действительно в эту минуту смотрели все, кто был на площадке, следили, как неуклюже-гибкая, похожая на жучка-таракана фигура с горбом раздувшейся спецовки на спине преодолевает пятидесятиметровую — перед факелом — полоску земли. Эта полоска наиболее жаркая, самый подступ. От нестерпимого жара здесь полыхает все — земля и камни, краска на бортах бульдозеров и одежда на людях…

Косых скачками продвигался вперед. У самого фонтана жар отпустил, стало легче дышать, и ощущение того, что из грудной клетки выпрыгивает сердце, а он пытается догнать его и накрыть своим телом, исчезло.

Около устья он отдышался, хлопнул рукавицы оземь… На закопченно-мокрый от нефти патрубок колонны уже был надет фланец — ребята сделали это за него. Он подумал о них с неведомой дотоле нежной благодарностью, от которой даже запершило в горле.