Как вообще отнесутся в Ростове к тому, что он появится там? «Надеюсь, поймут». Ананьин особенно рассчитывал на заместителя начальника областного управления, с которым у него была давняя дружба. «Не мог я допустить, чтобы секретные документы попали в руки врага» — так он и скажет в областном управлении.

Ананьин вспомнил слова адмирала — сжечь! Легко сказать. Для адмирала это просто бумажки, а на самом деле это улики, признания — все то, что составляет «дело» заключенного, без которого он как без паспорта.

Нет, допустить этого нельзя. Но как же все-таки быть с Ларисой?..

В его распоряжении еще около двух часов. Надо взять с собой хотя бы пару теплого белья, туалетные принадлежности, бритву. Ананьин решил надеть штатское. «Но что сказать Ларисе?.. Оставаться ей на Ленинской нельзя! Пусть перебирается на Касперовку, к тетке… Пусть попробует одна, без меня…» — неожиданно со злорадством подумал Ананьин.

Ларису он застал в спальной. Она стояла у окна и поливала фикус.

— А, это ты, — увидев его отражение в стекле и не поворачивая головы, сказала Лариса. — Чего так рано?

Она была в розовом прозрачном халатике. Черные волосы ее были собраны в коронку на затылке. На нежной белой шее курчавились смоляные завитки волос.

— Ты что, оглох? — так же не повышая голоса, спросила Лариса. Она наконец обернулась.

Теперь Ананьин жадно разглядывал ее сквозь прозрачную ткань — будто никогда не видел прежде. Он почувствовал, как острое желание, словно в молодые годы, овладевает им. «А почему бы нет? Ведь она мне жена… И мы расстаемся. Возможно, надолго».

Ананьин подошел, молча ласково провел ладонями по обнаженным полным рукам Ларисы. Кожа была шелковистой, упругой. Их взгляды встретились. Она смотрела на него, как всегда, снисходительно-равнодушно. Зрачки ее зеленых глаз, освещенные солнцем, казались темнее обычного.

— Ну что ты так уставился на меня?

— Я…

— Ты…

Ананьин, не отвечая, стал подталкивать Ларису к кровати.

— Ты что, Сергей, ты что? С ума сошел…

Она редко называла его Сергеем, и по тому, что Лариса назвала его по имени, он понял, что она ему уступит.

— Так вот что привело тебя домой в столь неурочное время? Любовь…

— К чему эта ирония, Лара… Неужели ты не можешь без этого?

— Не могу.

— Напрасно… Я сейчас уезжаю в Ростов с секретными документами. И со мной может случиться всякое… Дорога простреливается…

— Куда ты уезжаешь?

— В Ростов.

— А я?

— Ты останешься пока в Таганроге. Завтра или в крайнем случае послезавтра я вернусь за тобой.

— Врешь ты все, Ананьин! Не вернешься ты…

— Клянусь тебе, я вернусь! Я и сейчас взял бы тебя, будь хоть малейшая возможность. Шелест и Григорьев тоже не берут бросаете!..

— Я не хочу продолжать разговор в та своих жен…

— Подхалимов, значит, своих берешь, а женком тоне…

— Не хочешь?.. А я хочу!.. Ты все врешь! Врешь, что вернешься! Если бы хотел, взял бы сейчас… Ты просто бежишь, спасаешь свою «драгоценную» жизнь. И я тебе сейчас — помеха, обуза…

— Я сказал, что не хочу говорить с тобой в таком тоне…

— Нет, уж ты послушай… Ты меня бросаешь, так послушай… Не сегодня завтра здесь будут немцы.