— Предписание, подписанное корпусным комиссаром Шатлыгиным, я отменить не могу. Езжайте в Москву. Приказ для военного человека — закон. — И после небольшой паузы добавил: — Воевать захотелось? Война, по всему видно, кончится не скоро.

В полосе фронта движение поездов было нарушено. В первую очередь на запад пропускали воинские составы, а в тыл шли эшелоны с ранеными. С одним из таких эшелонов Путивцеву посчастливилось добраться до Москвы.

В ЦК ВКП(б) Путивцеву сказали, что Шатлыгин теперь работает в Главном политическом управлении Красной Армии.

Михаил с площади Ногина отправился на улице Фрунзе.

Выйдя в приемную и увидев Путивцева, Шатлыгин пригласил его в кабинет. В кабинете сидел полковой комиссар. Чтобы не мешать разговору, Михаил присел на уголок дивана у стены. Из разговора он понял, что полковой комиссар — с фронта. Дивизия его под Минском понесла большие потери, погиб почти весь командный состав. Остатки дивизии комиссар вывел из окружения, но знамя в бою было утеряно, и дивизия подлежала расформированию. Полковой комиссар просил Шатлыгина помочь сохранить дивизию, ее номер, но Шатлыгин уже знал, что этот вопрос решен «наверху» окончательно, и предложил полковому комиссару остаться при ГлавПУРе.

Полковой комиссар настаивал, чтобы его послали в действующую армию.

Когда Шатлыгин и Путивцев остались вдвоем, Михаил встал, вытянулся по стойке «смирно».

— Садись, — сказал Шатлыгин. — Небось тоже будешь на фронт проситься?..

— Я был бы уже на фронте, Валерий Валентинович, да никто не решился отменить ваше предписание.

— Ну вот и хорошо, что не решился…

— Чего же хорошего?.. Немцы в Минске, а я сижу в Москве на мягком диване…

— Ты на что намекаешь? — прищурился Шатлыгин.

Михаил смутился:

— Вы не так меня поняли, вы — другое дело…

— Почему же это — другое?..

— Разве вы сами не понимаете?

— Не понимаю… А что касается Минска, то в восемнадцатом году нам еще хуже было…

— Да, но?..

— Никаких «но»!.. Поговорим об этом после войны…

И эти слова «поговорим об этом после войны» сразу как-то успокоили Михаила. «Значит, дела наши не так плохи, как кажутся».

— У меня для тебя есть работа, — сказал Шатлыгин. — ГлавПУР решил создать фотогазету. Корреспонденты центральных газет привозят много снимков с фронта. Интересных снимков, рассказывающих о боевых делах наших воинов. Только малая толика этих снимков попадает в печать. Вот мы и решили создать фотогазету — «Фронтовую иллюстрацию». Ты возглавишь ее…

— Валерий Валентинович, я готов пойти на любую должность, но только в армию…

— Плохо ты знаешь армию и плохо представляешь себе, что придется делать.

— Но ведь я не фотограф, я ничего не понимаю в фотографии…

— А тебе и не надо быть фотографом. У тебя будут фотокорреспонденты.

— Так зачем же тогда нужен я?

— Фотографии будут идти с текстом. Я слышал тебя не раз. Читал твои статьи. Так что будешь как раз на месте.

— Нет, Валерий Валентинович, я не могу, — стоял на своем Путивцев.

Шатлыгин возмутился:

— Что значит — не могу?! Большевики моего поколения не знали такого слова! Или вы сделаны теперь из другого теста?.