Демиду и впрямь снились дурные сны — будто смерть близка. В теле еще он ее не чувствовал, но ведь приходит она разными путями…

Вон недавно солдата привезли убитого — молодой, здоровый, кровь с молоком. Будто не убитый, а спит. Тоже, наверное, не чувствовал ее в теле? А в душе? Как знать. Теперь уже не расскажет. Никто еще не рассказал.

В пути только Демид понял, что война принесла его Родине. Чего только он не насмотрелся: повешенных, расстрелянных. А слез столько людских видел, сколько не видел их за всю прежнюю долгую жизнь!

Электростанцию, которую он строил в тридцатые годы, нашел в руинах. Село, где он жил одно время на Украине, сожженным дотла.

Везде народ голодный, обозленный. Только злобу свою, ненависть справедливую в глазах прячет. Опасно ее выказывать: пулю можно получить или петлю на шею.

Войдя в Таганрог, Демид широко перекрестился.

Знакомыми улицами, минуя центр, выбрался на Касперовку, скрипнув калиткой, вошел в дом тетки Зинаиды. Как чувствовал, что Лариска если и осталась в Таганроге, то у тетки живет. И точно.

Усталая, мужеподобная Зинаида не обрадовалась приходу оборвыша, каким выглядел Демид. «Еще один дармоед приперся», — недовольно подумала она.

Лариса же, увидев отчима, только ахнула радостно и заплакала. Демид обнял ее за плечи, ставшие хрупкими, прижал к себе, сжевывая слезы с бороды…

Долго просидели Демид с Ларисой в тот вечер.

Сразу же после того как немцы появились в городе, она наняла подводу и перевезла свои вещи на Касперовку. Вещей у нее было много, и тетка не возражала против ее переезда. Забеспокоилась только:

— А если узнают, кто ты? Тогда и мне плохо будет…

— Не узнают. Кто им скажет? Ты же не скажешь, побоишься, — не стесняясь, грубо ответила Лариса. — А другие люди, кто знает, не скажут… Люди они! Поняла? Люди…

Лариса храбрилась. Но ей самой первое время было страшно. А вдруг и вправду кто донесет: жена, мол, энкаведешника… Но время шло. Никто не доносил, и Лариса понемногу успокоилась.

На менку в деревню Лариса ходила с теткой. Сначала все обходилось. Но однажды в Николаевке ее чуть не изнасиловали. В дом, где они с теткой остановились на ночлег, ввалились пьяные полицаи, увидели Ларису и поволокли в свою хату. На ее счастье, по дороге им попался немецкий офицер. Лариса стала кричать, отбиваться от полицаев. Видно, она немцу тоже приглянулась: наорал он на полицаев, прогнал их. А ее к себе в дом позвал. Вежливо так позвал. Что было делать?

От офицера Лариса тоже ушла нетронутой. Водочка помогла. Русская водочка и ее хитрость.

Подливала она немцу щедро. Нашлись в ее памяти и немецкие слова, которые подзадоривали офицерика, бередили его самолюбие: русские, мол, мужчины стаканами водку хлещут. А ты что ж, немец, слабак? Ну, немец и не выдержал, выпил залпом граненый стакан. Сразу полез целоваться. Ничего не сделаешь, пришлось целоваться. Она ему еще подлила: крепкий оказался офицерик. Самогон его только доконал, который у хозяина нашелся. А Лариса — ходу. Дело уже было перед рассветом. Разбудила тетку и скорее — в город: не успели они ничего наменять в этот раз. С тех пор Лариса на менку не ходила.

Слушал Демид и чувствовал, как от обиды, от гнева дышать стало тяжело.

— От каты! От каты! — шептал он. — Ничего, дочка, ничего… Теперь я буду на менку ходить… Как-нибудь перебьемся. Дождемся своих…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Командующий воздушной армией приказал разбомбить мост через Днепр. Мост сильно охранялся немецкими истребителями, и первая попытка прорваться к нему окончилась неудачно — дивизия генерала Путивцева потеряла три бомбардировщика.