Прогремел винтовочный залп. Военнопленные немцы, напуганные залпом, забеспокоились, но быстро снова затихли. Поняли.

Были они небриты, грязны, в прожженных, рваных шинелях, но на их лицах сквозь смертельную усталость уже просвечивала надежда: может, будем жить.

Закончились тяжелые, кровопролитные бои. В Крыму не осталось ни одного немецкого солдата с оружием в руках.

Созвучна настроению, царившему в войсках, была и крымская природа. Май здесь один из самых благодатных, благоухающих месяцев.

Как ни корежила эту землю война, на склонах гор зазеленели виноградники. Цвели фруктовые деревья и сирень. Удивительно красивы были бледно-лиловые кисти глицинии.

В начале июня майора Бандуристова вызвал генерал Телегин.

— Что, майор, думаешь после войны делать? — спросил он.

— Не думал об этом, товарищ генерал. Война-то еще не кончилась…

— Верно, еще не кончилась. Но конец уже не за горами… Как мыслишь свою жизнь? В армии или вне армии?

— Вне армии, товарищ генерал, свою жизнь не мыслю…

— Я так и думал… Пришла разнарядка из Москвы — послать офицера на полный курс артиллерийской академии… Так вот тебе надо ехать…

— Как же так, товарищ генерал, вы воевать будете, а я учиться?..

— Вот именно: мы воевать, а ты учиться… Армии, Николай, после войны нужны будут офицеры грамотные и с боевым опытом. Не пройдет и десяти лет после войны, как мы, старики, на покой пойдем. А вам, молодцам, и карты в руки, вам, молодым, командовать армией… А чтобы командовать, надо кроме звездочек на погонах еще кое-что в голове иметь…

Никогда генерал Телегин не называл двадцатитрехлетнего майора Бандуристова по имени, а тут назвал, как бы стирая тем самым грань, которая разделяла их по службе.

— Дела сдай пока капитану Негоде. Три дня тебе отпуска, чтобы на родину съездить. Ты, кажется, из Таганрога?

— Так точно, товарищ генерал!..

— Иди…

— Слушаюсь, товарищ генерал…

Еще перед войной об академии мечтал Николай Бандуристов, и вот сбылась мечта, а было как-то грустно на душе. Грустно расставаться с боевыми товарищами, с армией.

Грустным было и прощание с Александром Кирпотой.

— Старик правильно решил… — сказал Кирпота. — Тебе в академию надо двигать… А Адольфа мы без тебя доконаем. Как устроишься, напиши, сообщи адрес…

— И ты пиши, Саша. Обещаешь?

— Что за разговор?.. Писем писать, правда, не люблю, но пару слов всегда нацарапаю…

В августе майор Бандуристов был зачислен на первый курс артиллерийской академии.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Эдуард Готье на заводе «Мариене» появился весной сорок четвертого года. Он быстро подружился с Эммануэлем — оба они были из Парижа.

Готье был вольнонаемным и носил на синей куртке, на лацкане, железный жетон с буквой «A» (ауслендер).

Эдуард плохо говорил по-немецки и с Путивцевым объяснялся на смеси немецкого и французского, которому к этому времени подучился Володя у Эммануэля.

Готье регулярно сообщал им последние новости с фронта. Из разговоров Володя понял, что на радиостанции вместе с немцами работают вольнонаемные французы. Они как-то там ухитряются слушать английское радио.

Новости эти Володя потом передавал русским военнопленным и «восточным рабочим», которых знал и которым доверял.

Однажды Эдуард Готье спросил его: не знает ли он кого-нибудь из русских девушек в технологическом отделе?

Володя знал одну девушку — Женю.