После того, как начальник караула поблагодарил Ищука и вызвал милицию, несчастливого Бородулина закрыли в служебном помещении, чтобы он не сбежал с похищенным грузом.

«Какой позор! - проклинал сам себя Тимофей, прикидывая на глаз толщину оконной решетки. - Попался. И с чем... Сгорел на такой мелочи! Нет, гады, просто так вы меня не возьмете».

Когда в помещение вошли милиционеры, Бородулин стоял у стены и делал вид оскорбленной невинности. Он смотрел на стражей правопорядка взглядом, каким бросали в следователей НКВД впоследствии посмертно реабилитированные жертвы необоснованных репрессий.

Милиционеры интересовались, что взял Бородулин. Тимофей, медленно растягивая слова, ответил, что он никогда ничего нигде не брал. И тут же, тяжко дыша, сделал чистосердечное признание, что сами вохровцы грузы крадут - только дым идет, а на него, беззащитного, сваливают последствия. Сотрудники линейного отдела переглянулись, как будто не знали, кто именно из вохровцев питает слабость к любым видам груза. А потом спросили у начальника караула, где похищенные лимоны. Начальник караула переспросил: «Кем похищенные?» Милиционеры переглянулись еще раз. «Ах, этим, - спохватился начальник караула, вытирая платком тыльную сторону форменной фуражки. - При нем».

В помещении лимонов не оказалось. Стекла наглухо задраянных окон были целы. При обыске подозреваемого нашли три рубля шестьдесят две копейки, расческу со сломанными зубьями, прокомпостированный трамвайный билет, пачку папирос «Сальве» и зажигалку с изображением полуодетой женщины, что не тянуло на инкриминирование порнографии. И ни одного лимона.

- Так где же уворованные лимоны? - ласково спросил у Тимофея один из милиционеров. Бородулин делал вид, что нс понимает, хотя с ним говорили почти на правильном русском языке.

- Ничего не брал! - с трудом выдавил из себя Бородулин и закрыл рот. Он явственно ощущал, что последний из шести килограммов лимонов, съеденных за каких-то двадцать минут, стоит колом даже не в горле, в ноздрях.

Как и в случае с Грейфером, отсутствие улик было налицо. И милиции, строго соблюдавшей социалистическую законность, пришлось отступить. Бородулина отпустили, строго предупредив, чтобы это было в последний раз. Что именно имели в виду милиционеры, Бородулин так и не понял. То ли предупреждали, чтобы не брал лимоны но шесть кило, то ли намекали, что при поглощении такого веса кислых цитрусовых с лушпайками может вытошнить.

Если вы беспокоитесь о здоровье Бородулина, то совершенно напрасно. Среди портовиков попадаются и не такие уникумы. Один на спор за шкалик две банки гуталина съел - и ничего страшного: конфетой закусил и дальше работать пошел. А лимоны, пусть с немытой кожурой, все-таки вкусней гуталина, хотя и кисловаты. Дороже всех эта история обошлась вохровцу Феде. Мало того, что за прогул его лишили двадцати пяти процентов премии, так вдобавок Тимофей со своим парторгом Ищуком отлупили его за милую душу. Чтоб знал, как пить, в то время, когда надо вовремя стоять на боевом посту.

ОДЕССКИЕ СУМАСШЕДШИЕ

«Это был обыкновенный нищий полуидиот, какие часто встречаются в южных городах».

У него высокий лоб и чересчур светлый даже для придурка взгляд. Он гордо сидит у облупившейся стены, опоясывающей Привоз, надвинув замусоленную кепку на смоляные, некогда соломенного цвета, волосы. В отличие от остальных людей, располагавших лишь фамилией, именем, отчеством, у него прозвище, по пышности не уступающее былым владыкам вселенной - МИША РЕЖЕТ КАБАНА, МИША ЗАДАЕТСЯ. Он реагирует только на этот титул, но когда пребывает в хорошем настроении, что отнюдь не редкость, настроен демократически и отзывается на упрощенное обращение - МИША РЕЖЕТ КАБАНА. Но не короче.

В отличие от других сумасшедших, которых в прежние времена в Одессе было предостаточно, Миша Режет Кабана самостоятельно зарабатывал на жизнь продналогом и почти цирковыми аттракционами.