Он рассматривал территорию Привоза как фамильное имение, а торгующих здесь крестьян - словно собственных крепостных, и никогда не унижался до разговоров с ними. В глазах Миши Режет Кабана светился вызов обществу и явная сексуальная опасность для любого объекта в юбке. Кто знает, может именно из-за Миши Режет Кабана женщины стали надевать брюки - на таких он никогда не реагировал.

Когда Миша Режет Кабана бывал голоден, а это случалось чаще, чем пребывание в состоянии подчеркнутой демократичности, он штурмовал прилавки с яростью народа, набрасывающегося на очередную Бастилию. Одной рукой Миша сгребал все, что под нее попадется, второй цепко хватал грудь продавщицы, если она не успевала вовремя отшатнуться. Наверное, таким образом он стремился компенсировать потерю части товара. И горе той из продавщиц, которая хотя бы пыталась помешать движению гребущей руки, Миша Режет Кабана страшно обижался. Он бросал экспроприацию и занимался воспитательной работой, отучая женщину от жадности. Могучие клешни Миши впивались в одежду женщины, рывок в стороны занимал долю секунды, и жмотливая продавщица становилась красной, как бурак, пытаясь прикрыть обнаженный до пояса торс. Многие покупатели, только что кричавшие ей, что двадцать восемь рублей на старые деньги за курицу - это грабеж, не скрывали своего удовольствия. А Миша Режет Кабана под гул одобрения и редкие возгласы возмущения хватал приглянувшиеся ему яйца и не торопясь уходил к другим прилавкам продолжать свою налоговую деятельность. Некоторые женщины, которые всю жизнь торговали здесь сельхозпродуктами, хотя и не знали, с какой стороны их выращивать, откупались от Миши Режет Кабана щедрыми улыбками и незначительными денежными средствами. Кстати, эти торговки изредка подсказывали Мише, на какую колхозницу ему лучше всего обратить внимание, если у последней была чересчур мягкая политика ценообразования.

Когда Привоз получал отдых до утра, ночевавшие здесь крестьянки сбивались в плотные стаи с обязательно бодрствовавшими по очереди часовыми. Не столько из-за страха, что кто-то посягнет на их картошку: Миша Режет Кабана кружил гогочущим призраком между торговых рядов и вполне мог овладеть чьим-то расслабившимся во сне телом. Утром невыспавшиеся продавщицы тупо реагировали на вопросы покупателей, хотя рассвет дарил им передышку. На рассвете Миша Режет Кабана, как правило, занимал место под воротами. Крестьянки в те годы штурмовали места на базаре с пылом сегодняшних покупателей. Наиболее смелые лезли через забор, чтобы успеть захватить шмат площади в торговом ряду до восхода солнца. И пока они, груженые товаром, спускались с ворот на дефицитную площадь Привоза, Миша Режет Кабана получал полную свободу действий. Пользуясь тем, что руки его жертв были заняты, он ощупывал их с педантичностью полицейского, ищущего листовки под одеждой подпольщицы. Колхозницы подымали визг в качестве единственного варианта сопротивления такому насилию, но крики не отпугивали полового гангстера Привоза, а еще больше распаляли его.

Только однажды Миша Режет Кабана получил достойный отпор. Дородная молодица с невозмутимым видом позволила ему проверить упругость своей груди. В таких случаях, обычно, Миша Режет Кабана проникался к женщине симпатией и быстро завершал свои исследования. Но стоило ему только опустить руки, как крестьянка отличным хуком справа отправила короля Привоза в глубокий нокаут. Сумасшествие Миши Режет Кабана не мешало ему оставаться психологом, и к женщинам, относившимся к его потугам с хладнокровием, он с тех пор подходить опасался.

Во второй половине дня, после крепкого сна, завершающего обильную дневную трапезу, Миша Режет Кабана выходил через ворота, ведущие на улицу Советской Армии, и усаживался радом с ними, поджидая потенциальных клиентов.

Среди клиентов почти не бывало взрослых, и с просьбами к нему подходили, в основном, несовершеннолетние.

- Миша!, - обращались они к сумасшедшему, но тот даже не реагиировал на столь фамильярное обращение, безучастно глядя на обступивших его пацанов осоловелыми глазами.