— Это из-за того, что ты — мой отец?

Она спокойно и даже буднично спросила о том, в чем я так страшился ей признаться.

— А ты знаешь? — против воли голос дрогнул, мне не удалось скрыть бездну тревоги в душе. Все сводилось к тому, что хорошо обо мне она думать не может. Да и сделал ли я хоть что-то хорошее для нее? Мне страшно было думать об этом, недавняя ярость в душе сменилась опустошением.

— Да… Мне Анжелика сказала. Давно уже. И… я помню тебя, — Соли отвела взгляд, уставившись на мерцающий экран системы. — Не очень многое, но помню. Ты сделал мне игрушку. Помню, как сижу у тебя на плечах, обнимая за шею. Мне очень нравилось это.

Ее слова заставили замолчать и меня. Не было уверенности, что смогу сейчас выдавить из себя хоть слово. Я тоже помнил эту нашу давнюю забаву — еще совсем малышкой Соли всякий раз успокаивалась и начинала смеяться, стоило мне покатать ее. В те времена, оказавшись один на один с новорожденной крохой, я чувствовал себя как никогда беспомощным — таких маленьких детей в жизни не видел. А если это еще и кричащий крошечный и такой хрупкий хвостатый комочек?

И сейчас меня пробивало испариной, стоило вспомнить, как дочь появилась на свет. Едва я осознал, что в теле Дейнари зреет плод, меня обуял такой постыдный для воина ужас. Мне попеременно казалось, что это существо, так явственно растущее в ней день ото дня, уничтожит ее или… меня, выбравшись наружу.

После удивительного случая, когда Дейнари очнулась не ради очередного припадка ярости, а наоборот подарила мне давно забытый миг упоительного блаженства, мы с мироткой отметили в ней перемены. Арианка день ото дня становилась спокойнее. Пусть забытье беспамятства не ушло, но я перестал бояться, что однажды она искалечит себя. Пока не начал расти ее живот…

Тогда моя невольная помощница, трясясь от явного страха, и объяснила мне причину. Ребенок! Это перевернуло мою жизнь, как и решение выбрать в партнеры самку. Именно появление Соли окончательно лишило меня шанса вернуться к своим.

Все месяцы, пока живот Дейнари рос, мне приходилось заботиться о них обеих, превозмогая свой ужас перед этим уродующим тело процессом. Никогда метхские мужчины не смотрят на беременных самок, изолируя их с момента оплодотворения и до относительного взросления ребенка. Мне казалось, что в теле Дейнари разрастается жуткая опухоль, поедающая ее изнутри. В те месяцы я жил с постоянным ожиданием катастрофы. И никакие увещевания миротки, ее попытки расписать мне дальнейшее не помогали. Единственное, что примиряло меня с этим существом внутри ее тела, — умиротворение, снизошедшее на Дейнари. Боль, страшными муками изводящая ее, ушла. Арианка словно полностью погрузилась в себя, не видя, не слыша и не осознавая ничего вокруг. Она часами лежала, свернувшись и обняв живот, и тихо пела.

— Ее тело само нашло выход, — глухо и привычно боязливо бормотала мне старая женщина. — Это на пользу ей. Ребенок!

Но тогда же Дейнари перестала позволять миротке касаться себя. Едва это случалось, как вокруг вспыхивал огонь. Мне приходилось самому кормить свою женщину, на руках носить ее в туалет и купальню, брать за руку и заставлять двигаться, водя по комнатам и коридорам в импровизированных прогулках. А ночью спать, прижавшись к ее спине и обнимая этот растущий живот. Иначе Дейнари начинала метаться и просыпалась. И так месяц за месяцем, пока я с холодеющим сердцем видел, как существо в ее теле крепнет и набирает силу, готовясь прорваться наружу.

Я ожидал монстра, какое-то неведомое миру чудовище.