Но смогу ли? Смогу ли я стать таким?

Если бы я знал.

– Я? – шепчу я недоверчиво.

– Ты, Лахлан Монтгомери. Ты.

– Почему? – я запускаю руки в волосы и борюсь с натиском эмоций, но слова все равно срываются с моих губ. – Я ничто, Найл. Я никто. У меня нет карьеры. Нет профессии. Я ушел от тебя… черт, я сбежал от самой лучшей, самой удивительной женщины, которую когда либо встречал, потому что боюсь своих чувств. Почему именно я заставляю тебя… заставляю тебя  снова хотеть жить? Это бессмысленно, Найл.

– Потому что ты... живой , Лок. Я не знаю, как еще тебе объяснить. Ты... живой. Настоящий. Другой. Ты... просто невероятный.

Мы молчим, стоя лицом к лицу. Как будто вдруг кончились слова. Вдруг Найл пошатывается и часто моргает, словно у нее неожиданно закружилась голова. Я подхватываю ее и удерживаю, помня о ране.

– Когда ты в последний раз ела? – спрашиваю ее я.

Она пожимает плечами в моих объятиях.

– Понятия не имею. Должно быть, давно.

Я поддерживаю ее, и мы идем обратно по улице к длинной палатке, раскинутой над столами для пикника. В одном ее конце я вижу еду и воду. Кадку для дождевой воды наполнили льдом, там стоят бутылки с содовой и простой водой. На другом столике сделанные на скорую руку бутерброды и маленькие пакеты чипсов. Я усаживаю Найл на лавку и приношу нам поесть: по три сэндвича, газировку и чипсы. Мы с наслаждением впиваемся зубами в бутерброды. Честно говоря, я и сам не помню, когда ел в последний раз. Наверное, вчера. Убегая впопыхах, я остановился здесь заправиться и планировал потом доехать до закусочной, но тут Найл и торнадо добрались до города. Сколько часов назад это было? Понятия не имею, который сейчас час. За полночь. Скоро рассвет? Небо за неровным горизонтом из черного постепенно становится светло серым, предвещая скорый рассвет.

Найл смотрит на меня поверх бутерброда, и я вижу тревогу на ее лице.

– Где Юта?

Я указываю пальцем на припаркованную вдали от палаток машину.

– Спит в кузове.

– Говорят, она помогала искать людей под завалами.

Я киваю.

– Удивительная собака. Она нюхала, слушала, и, если чувствовала кого то, копала и скребла, как сумасшедшая. Эта псина не перестает удивлять меня. До нее у меня никогда не было домашних животных.

Найл удивленно смотрит на меня.

– Это как ? У тебя никогда не было питомца? Никогда?

Я качаю головой.

– Ну, не совсем. Была одна золотая рыбка. У моего отца была аллергия на кошек, а моя мама ненавидела собак, так что у нас никого не было. Потом после окончания школы я стал жить на лодке, и мне не приходило в голову кого то завести.

Я улыбаюсь.

– Юта вроде как… приняла меня. Я даже ничему ее не учил. Она просто... делает то, что хочет. Когда я ее нашел, она бродила по дороге. Шея была обмотана веревкой, которая почти вросла в шерсть. Я не знал, что еще делать, поэтому перерезал веревку, и Юта просто... поехала со мной. Я отмыл ее, привел в порядок, расчесал шерсть и все такое. А потом почему то уже не смог представить своей жизни без нее.

– Значит, и ты ее принял.

Я пожимаю плечами.

– За всю мою жизнь она – первое существо, о котором я забочусь. И ей много не нужно. Еда, вода и немного любви.

– Кто бы мог подумать, – ее голос низкий, полный веселья, в нем звучит намек.

Я опускаю голову, доедая последний кусочек бутерброда.

– Найл, насчет того, что я ушел…

– Ты идиот, – говорит она, откусывая большой кусок бутерброда с ветчиной. – Мы это уже выяснили.

– Я просто…

– Это чертовски обидно, Лок, – она медленно жует и смотрит на меня.