|
Но это неважно, правда? Потому что я одна. Олли умер. Его больше нет. Некому заметить несколько лишних килограммов. На самом деле, не так уж и много: достаточно для того, чтобы я заметила, но недостаточно, чтобы служить поводом для беспокойства. Олли заметил бы. И все равно любил бы меня. Его это не волновало. Он сказал бы мне наслаждаться жизнью и получать удовольствие, потому что именно так можно справляться со всем остальным. И я пытаюсь, Олли. Но те хорошие времена для меня закончились, потому что они связаны с тобой, а тебя нет. Что мне осталось для наслаждения? Одиночество? Бесконечно скучная работа у Бердсли? Это никогда не кончится, потому что старый Амос не становится моложе, и я рассчитываю заменить его, если побеспокоюсь о возвращении в колледж, чтобы получить степень в медицине. Но это нудная работа: наложение швов, измерение температуры и «вот рецепт на «Амоксициллин»». Никакого удовольствия. Никакого стимула. Это не заставляет мое сердце биться сильнее. Это не вызывает волнения, но и не требует от меня чего то особого. Я совсем запуталась.
Набиваю рот жирным бургером, запихиваю картошку фри и, черт побери, наслаждаюсь этим, блуждая в своих чокнутых мыслях и игнорируя свидание. Не свидание. Или свидание? А я хочу, чтобы это было свиданием? И да, и нет. – Это свидание? – спрашиваю я, проталкивая в горло слишком большой кусок. Господи, как некстати: откусывать больше, чем можешь прожевать. Именно это я и сделала, согласившись пойти с Локом. – Я не знаю… да? Он не подлизывается, не шутит, и я не думаю, что это просто слова. Странно. – Это не тот ответ, которого я от тебя ожидала. Лок пожимает плечами. – Это нестандартная ситуация. Я действительно не знаю, что это. – он говорит это, не глядя на меня, словно погружен в свои мысли, так что я не вполне могу разобрать сказанное. – Мое прежнее поведение было недопустимым. – Ты обещал мне рассказать свою историю, – я задерживаю на нем свой пристальный взгляд, пытаясь понять, что прячется в глубине этих лазурных глаз. – Нет, я сказал, что это длинная история, а ты сказала, что у тебя есть время. – О! – я снова кручу кольцо вокруг пальца – привычка, которая появилась в попытках не думать об Олли. – Если ты не замужем или больше не замужем, почему до сих пор носишь кольца? – Господи, ты начинаешь сразу с самого сложного, да? Он наклоняет голову. – Прости. Это не мое дело. – Да уж, черт возьми, не твое, – я перевожу дыхание. – Прости. Это было немного грубо. – Нет, я это заслужил. Мне не нужно было спрашивать. Несколько минут мы едим в тишине. И это не дружеская тишина. Она большая, плотная и настораживающая. – Он умер, – выпаливаю я между порциями фри. – Мой муж… он умер. Я… я не могу заставить себя снять кольца. Лок медленно выдыхает, вытирает салфеткой пальцы и встречается со мной взглядом. – Должно быть, ты его очень любила. – Он был… всем для меня. Так что, да. Я очень его любила. Следует еще одно долгое молчание, как будто Лок пытается поймать то, о чем говорить дальше. Я бы хотела помочь ему с этим, но сама не знаю, что сказать. – Могу я спросить, как… – начинает он, но останавливается. – Нет, это неважно. Слишком личное. Я отряхиваю руки, оставляя крошки на столе. Надо бы убрать за собой, но меня разрывает изнутри, я не могу думать, не могу ничего сделать, кроме как выбежать из закусочной. Куда иду – сама не знаю. Я чувствую кого то рядом: Юта, на этот раз с прикрепленным к ошейнику поводком, бежит впереди Лока, догоняющего меня на тротуаре. Некоторое время он молча идет рядом со мной. |
