Изменить размер шрифта - +
Недельное свадебное путешествие провели на Багамах, а потом Доминик позвонила и сказала нам, что на Гаити произошло землетрясение. Первое в 2010 м. Мы были там, в эпицентре. Это было… ужасно. Действительно ужасно. После этого у нас совсем не было свободного времени, пока мы не вернулись в Штаты для небольшой передышки. А потом, возвращаясь из Северной Калифорнии от родителей Олли, мы попали в аварию. Олли погиб.

Я не могу продолжать. Не могу находиться здесь. Просто не могу.

Поэтому снова встаю и ухожу. На самом деле, я бегу назад, к своему грузовику. Чувствую Лока позади меня, но игнорирую его, игнорирую Юту, игнорирую взгляды людей. С меня хватит. Я бегу и открыто рыдаю. Достигнув грузовика, кидаюсь в него. Пытаюсь засунуть ключ в замок зажигания. Поворачиваю, переключаю рычаг коробки передач на заднюю. Выруливаю слишком быстро, чуть не сбив Лока, и ударяю по тормозам. Он проскальзывает внутрь, Юта легко запрыгивает в кузов. Он смотрит на меня: в глазах беспокойство, брови вздернуты. Я ненавижу этот взгляд на его лице – жалостливый, сочувствующий. Понимающий.

Мне нужно домой! Не вспоминать ни о чем! Просто сидеть в тишине, вздыхать и плакать.

Окна опущены, горячий ветер Оклахомы дует пылью мне в лицо. И только сейчас меня осеняет, что в машине тишина. Радио выключено. Радио никогда не выключалось. Лок сидит на пассажирском сиденье, Юта – в кузове.

– Боже, почему ты не оставишь меня в покое? – рычу я.

– Потому что ты не хочешь быть оставленной в покое, – его голос звучит тихо, еле слышно. Мягко и сочувственно. Гребаное сочувствие. Оно делает меня неуверенной, злой и слабой.

– Не нужно убегать, если не хочешь, чтобы тебя догоняли.

– О, да? Откуда, черт возьми, ты знаешь?

– Детка, я создал целое искусство убегания от проблем. Ты говоришь с квалифицированным специалистом.

Я стучу по радио.

– Ты его выключил?

– Да. Терпеть не могу это звенящее из каждого бара кантри. Новые композиции еще ничего, но это? Он жестом указывает на радио, по которому сейчас звучит старая песня Хэнка Уильямса младшего. – Терпеть не могу. Это не мое.

– Не трогай радио. Никогда, мать твою, не прикасайся, – я регулирую громкость: слышно, но не слишком громко. Как делал Олли.

– Хм, ладно. Извини?

Бедняга выглядит действительно сбитым с толку, и не без причины. Я – ходячая катастрофа. Я делаю прерывистый вдох.

– Извини, Лок. Я стерва. Ты не заслужил такого.

– Я просто не знал.

Моя левая рука лежит на рулевом колесе, и он совершенно нагло протягивает руку и захватывает мои пальцы, вертя бриллиант.

– Думаю, с этим никогда не получится по настоящему смириться.

Я хочу обругать его, накричать, ударить. Потому что он прав, и я ненавижу его за это. Он не знает ничего обо мне, о моей жизни, о моем растрепанном эмоциональном состоянии. Поэтому, вместо того, чтобы сделать хотя бы одно из вышеперечисленного, я закрываю грузовик и, пошатываясь, прохожу мимо моего дома в сторону бескрайних полей, представляющих мой задний двор. Не знаю, куда иду и что собираюсь делать – мне плевать. Не знаю, идут ли за мной Лок с Ютой – мне плевать. Большей частью потому, что он снова чертовски прав: я убегаю, потому что хочу, чтобы меня догоняли. И я не хочу хотеть этого. Я хочу быть довольной одиночеством, хочу быть несгибаемой, сильной и чувствовать себя в порядке, но этого нет.

Мне одиноко.

Мои гормоны неистовствуют кипящим водоворотом. Я всегда легко заводилась. И еще до встречи с Олли я была далеко не монашкой, а после того, как мы, наконец, признали наши чувства друг к другу и начали жить вместе, то занимались этим очень часто. Трахались, как бешеные кролики, столько, сколько хотелось. И вот в один день Олли не стало. С тех пор я одна.

Быстрый переход