– Да, ахейцы говорят «Айгюптос». Значит, о моем бедном народе в твоем мире не осталось даже воспоминаний?

– Египет, – Олег потянул себя за бороду. – Сходится с тем, что я слышал от мореходов. Самому мне не приходилось бывать дальше Иерусалима, – он покосился на импровизированный навес и небо над ним. – Я совершал паломничество, – напомнил он, – к святым угодникам. Постоянно нападали сарацины и вообще сплошное неудобство. Привез оттуда бутылочку воды из Иордана и отдал ее в собор Святой Софии, который князь Ярослав воздвиг в Киеве.

Лицо Эриссы прояснилось.

– Значит, мы можем спастись. Все лето корабли идут из Египта и в Египет, – но тут она встревожилась. – Хотя корабельщики возьмут нас лишь в качестве рабов…

Рейд похлопал ее по колену.

– У меня есть пара фокусов, которые их удивят, – сказал он не от уверенности, а для того, чтобы лицо ее просветлело.

«Постой‑ка, – подумал он. – Если она знает что‑нибудь о современном ей Египте, это поможет определить дату. Хотя я не силен в хронологии эры фараонов, а сейчас, похоже, стоят как раз их времена».

Мысленно он нарисовал маршрут движения машины в пространстве и времени. Если эра Сахира наступит через несколько столетий после его собственной, а эпоха Эриссы – за тысячу или больше лет до Христа… Полученный график будет представлять собой половину петли гистерезиса. Какое это может иметь значение и объясняет ли эффект «инерции»? Пожалуй, это пока неважно.

– Хей‑я! – раздался крик, и они выглянули из‑под навеса. На вершине холма гарцевал на лошади Ульдин и яростно размахивал при этом саблей. Все трое поспешно вылезли из воды и вскарабкались по горячему откосу.

Гунн был в ярости и плюнуло им под ноги:

– Прохлаждаетесь, собаки? Мужики вы или нет?

Олег схватился за топор, Эрисса сжала нож. Рейд нервно сглотнул и подумал: что я могу ответить? Я трус, мямля, обыватель, вся политическая деятельность которого сводится к голосованию, человек, который старается потихоньку смыться, когда назревает скандал с женой…

Он поглядел на рожу в шрамах и сказал:

– Побереги здоровье и голову, Ульдин, и не жужжи. Я все это время думал о наших делах. Никто не знает, что мы здесь находимся, поэтому можно не торопиться.

Лицо Ундина застыло:

– Ты не говорил, Дункан, что ты шаман. Да я в это и не поверю. Однако в словах твоих есть мудрость. Не будем ругаться, лучше приготовимся. Вдали я заметил людей. Они идут сюда. Они идут пешком, оборванцы, но с оружием и вообще мне не нравятся. Должно быть, какой‑нибудь пастух пришел в их стойбище на рассвете и сказал, что видел‑де ночью сверкающее сокровище, и стерегут его всего четверо. Вот они и пошли.

– Уф, – сказал Олег. – И когда их ждать?

– Когда солнце будет в зените. Но в самую жару они, должно быть, сделают привал. Значит, к вечеру.

– Отлично. Хоть не придется напяливать на голову эту печку. Будем убегать?

Рейд покачал головой:

– Мы не сумеем уйти далеко. А если и сумеем, так нас убьет пустыня. Останемся здесь и подумаем, как договориться с варварами.

– Плохие разговоры с перерезанной глоткой! – рассмеялся Ульдин. – Собирайтесь побыстрее. Если часть пути мы пройдем по воде, то собьем их со следа.

– Ты думаешь, мы не договоримся?

Олег и Ульдин уставились на него.

– Ну ясно, нет, – сказал русский.