С почти нечеловеческим усилием она встала со скамьи, говоря:
— Теперь вы знаете правду… Я хорошо понимаю, что… вы чувствуете… и полагаю, будет… разумнее, если вы уедете… немедленно, поскольку нет… смысла… больше говорить об этом.
Фабиан продолжал сидеть и только смотрел на нее. Он спросил:
— Вы этого хотите? Лоретта закрыла глаза.
Она знала, на какую пытку обрекает себя, но нет, она не бросится к его ногам, не станет умолять остаться.
— Я… думаю о вас, — сказала она. — Если станет известно, что вы были здесь… пока это маловероятно… если, конечно, вы не назвали слугам свое имя… мой отец узнает, когда вернется… и положение станет… еще более трудным, чем… сейчас.
— Так вы намерены сказать ему, что брак между нами не состоится?
— Я смогу… сказать это, если вы… не приедете… на скачки в Аскот.
Фабиан медленно поднялся со скамьи.
— Так вы полагаете, что я должен вернуться в Париж и оставить мои поиски леди Бромптон?
— Это… нетрудно, ведь она не… существует.
— А вы? Вы забудете, что чувствовали, когда я целовал вас? — спросил он. — Что мы оба чувствовали у фонтана в Булонском лесу?..
Он хотел продолжать, но Лоретта перебила его, не в силах долее терпеть. Она подняла ладони, словно отталкивая его, и сказала:
— Перестаньте! Вы только… делаете все… еще труднее. Прошу… прошу вас… уходите… сейчас же!
Она почувствовала, что он стал у нее за спиной. Снова он положил руки ей на плечи и повернул к себе.
Но не резко, а с бесконечной нежностью.
— А если я уйду, — спросил он, — вы согласитесь уйти со мной?
Она посмотрела на него широко открытыми непонимающими глазами, но инстинктивно ощущая, что он больше не сердится.
Фабиан улыбнулся улыбкой, преобразившей его лицо.
— Вы так прелестны, — сказал он, — так невероятно, немыслимо красивы! Как бы я мог потерять вас?
На мгновение Лоретта подумала, что ослышалась.
Но ее тело пронизал восторг, словно раздвоенная молния.
Ее глаза, казалось, отражали игру радуг в струях фонтана, когда она спросила, боясь, что ошибается, что поняла неверно:
— Что… что вы говорите? Что вы… хотите… чтобы я сделала?
— Мне пришла в голову замечательная мысль, мое сокровище, — сказал Фабиан, — но я боюсь, что вы можете не согласиться на это.
— Не согласиться… на что?
Так трудно понять его, если сердце поет в груди!
Она сознавала только выражение, которое появилось в его глазах, не осмеливаясь поверить, что это… любовь!
— Неужели ты правда думала, что я способен расстаться с тобой? — спросил он. — Ну хотя бы потому, что будет очень интересно познакомиться хотя бы с одной jeune fille.
— Так вы… не сердитесь… на меня?
— Больше не сержусь.
— И еще любите меня… хоть немножко? Вместо ответа он сжал ее в объятиях.
Ее губы затрепетали, ожидая прикосновения его губ, а он посмотрел на нее долгим взглядом и сказал:
— Я люблю тебя! Я обожаю тебя! Я преклоняюсь перед тобой! Этого достаточно?
— Ах… Фабиан!
Слезы, подступавшие к ее глазам все время, пока она говорила с ним, объясняя, что произошло, теперь заструились по ее щекам.
Но его губы прижались к ее губам, покоряя, властвуя, и она почувствовала, что распахнулись врата Небес и их обоих осиял Божественный свет. |