Процесс выбивания крошечного гранта от государства продвигался медленно и мучительно. В итоге, дабы не тронуться умом, Лина решила наблюдать за процессом как бы со стороны. Она ясно представила себя героиней компьютерной игры, этакой супер-вумэн, проходящей сложный квест уровень за уровнем. Ангелина Томашевская усилием воли заставила себя вообразить, что это не она, а ее компьютерный двойник готовит бесконечные пакеты документов, сидит в длинных очередях, подает заявки на электронные подписи и компьютерные программы и пароли, задает клеркам странные вопросы, написанные в столбик главбухом Березкиной и компьютерным "гением" "Утят" Вольдемаром. Попутно она пыталась понять, а не проще ли закрыть их "лавочку" и избавить себя от прохождения всех этих кругов бюрократического ада, чем тянуть непосильную лямку дальше. В этой воображаемой игре, в отличие от реальности, можно было мысленно врезать пяткой в нос какому-нибудь особенно въедливому бюрократу и испытать катарсис. Однако даже эта воображаемая игра вскоре перестала помогать. Лина чувствовала, что неотвратимо надвигается депрессия.

И все же, швырнув в очередной раз на стол толстенный пакет документов, она внезапно решила, что не сдастся. Пусть ТАМ не надеются! Она не сможет закрыть студию, предать детей и родителей, оставить без работы своих преподавателей, многим из которых к пятидесяти или даже уже за пятьдесят. И этот чертов полтинник означает, что в наших условиях они не смогут найти достойную работу, то есть, будут прозябать в нищете. Лина в который раз представила своих крошечных "Утят" — таких маленьких, таких комично серьезных и важных, таких хорошеньких в отглаженных концертных костюмчиках… В итоге она поняла, что расстаться с «Утятами» выше ее сил. Вот через несколько лет эти дети вырастут, тогда, может быть … Боже, сколько раз она давал себе подобные обещания и продолжала тянуть эту лямку еще год, а потом еще, и еще…

В общем, Лина в который раз мысленно выругалась всеми нецензурными словами, какие знала, и решила действовать. Она в очередной раз приступила к очередному пункту многоступенчатого квеста, приготовленного хитроумными чиновниками для получателей крошечных бюджетных субсидий. В этих условиях сообщение Элеоноры о случайной встрече с Мухиной прилетело в нужное время. Мухина явно приватизировала дипломата в отставке, а, между тем, Бармин сейчас очень даже пригодился бы «Утятам». Обещанные спонсоры и инвесторы были нужны ей здесь и сейчас. Причем даже больше, чем объятия внезапно вернувшегося к ней Башмачкова.

Блеск и нищета антикваров

Чем глубже Иннокентий Бармин погружался в новую среду, тем яснее понимал, как ему не хватает специальных знаний. Люди занимаются антиквариатом всю жизнь, и все равно нередко попадают впросак. Бармин обложился книжками, научился сравнивать изделия разных эпох и стилей и все равно нередко ошибался, когда пытался определить возраст и происхождение монет и медалей. Впрочем, окончательные решения в их тандеме всегда принимал Корецкий. Бармин докладывал шефу, где откопал самое интересное, сколько стоит та или иная вещица, а уже дома сравнивал то, что увидел, с интернет-каталогами, порой даже сидел в библиотеке, проверял и перепроверял свои догадки по справочникам и бумажным каталогам. Ну, а Корецкий позже, все обдумав, говорил, берет он ту или иную вещь, или нет. Все это Иннокентия более чем устраивало, и он порой мысленно благодарил судьбу за неожиданную встречу с подзабытым на жизненном пути одноклассником.

Корецкий платил школьному товарищу исправно и довольно щедро, что явилось неожиданным бонусом к пенсии. Однако, чем дальше, тем больше Бармин переставал понимать, за что ему платят. Почему его товарищ сам не ездит по антикварным магазинам, а посылает впереди себя его, дилетанта, нахватавшегося знаний по верхам? Зачем шефу вообще платить Бармину, этому лишнему и, по сути, бесполезному звену в бизнесе? Вопросы мучили Иннокентия все больше, но задать прямые вопросы школьному товарищу он почему-то стеснялся.