Из этой реплики фон Бутов уяснил, что не он один не верит в успех «Цитадели». Подтверждая его догадку, фон Кнобельсдорф вспомнил, как в прошлом месяце штаб группы армий посетил генерал-инспектор танковых войск Гудериан, который прямо говорил: мол, наступление обречено на неудачу. Гот мрачно сообщил, что и он сам, и главнокомандующий группы армий придерживаются точно такого же мнения.

С этим Гот отбыл, а Кнобельсдорф задержался на полчаса, чтобы уточнить диспозицию на завтра. Решение было вполне разумным: сформировать две кампфгруппы на основе панцергренадерского полка дивизии «Гроссдойчланд» и одного полка 176-й дивизии, добавить в каждую по батальону «тигров» и любой ценой разбить противостоящую русскую дивизию и захватить грунтовую рокаду, проходившую сразу за лесом. Это означало, что придется пройти не меньше восьми километров.

На следующий день, после четырех атак дивизия немного передвинула свои позиции к северу, но дорогу захватить не смогла. В полку фон Бутова осталось чуть больше половины танков, разгромить 1-ю танковую армию Катукова тоже не удалось, поэтому окружение 70-й армии пришлось отложить, по крайней мере, на сутки. Вечером 24 июня генерал Ханштайн приказал подразделениям временно перейти к обороне и быть в готовности к отражению контратак противника. Действительно, всю ночь русские непрерывно атаковали и на некоторых участках потеснили немцев.

В этот вечер в десятке километров от штаба 307-го полка, на КП дивизии, Евгений Долматовский торопливо записывал спонтанно рождавшиеся рифмы:

И грянул, наконец, июль —

Двадцатого, в рассветный час

Снарядов вой и взвизги пуль,

И танки ринулись на нас.

Мы знали замысел врага:

Лавина танков фронт прорвет,

Загнется Минская дуга

И в окруженье нас возьмет…

5

Откомандированные на 3-й Украинский фронт курсанты академии ехали с комфортом — в пассажирском вагоне, как в мирное время. На безымянном полустанке, где сгружали технику, их встречало целое посольство знакомых лиц во главе с генерал-майорами Краснобородовым и Гористовым. За спиной командира корпуса сверкали улыбками полковник Манаев, майоры Сазонов и Черкесиани, а также — вот неожиданность! — Пашка Ладейкин, тоже в полковничьих погонах. Незнакомый подполковник оказался Героем Советского Союза Барчуковым — его 90-й полк, объединенный с 87-м, составили костяк бригады. До последнего дня Барчуков исполнял обязанности комбрига, но вчера пришел приказ о назначении командиром подполковника Часова.

— Не переживай, братишка, — сказал Часов. — Я буквально на недельку. Потом вернусь учиться, и ты станешь полноправным командиром.

Бурная встреча, как водится, превратилась в банкет. Встречавшие и прибывшие расположились на травке, пьянствовали водку и наблюдали, как с платформ съезжают невиданные гусеничные машины.

— Что за чудеса техники? — осведомился Гористов. — В мой корпус?

— В мою бригаду, — ухмыльнулся Часов. — Называется бэ-тэ-эр-сорок пять. Броня противопульная и противоосколочная. Перевозит два стрелковых отделения со скоростью легкого танка.

Разговор сумбурно перебросился на события месяцев, когда они не виделись, разбросанные войной по разным фронтам. Помянули погибших, выпили за победу. Краснобородов похвастался, как взял Симферополь, на час с четвертью опередив наступавшую от Перекопа армию Павлова, в которую его корпус немедленно зачислили. Так что все равно получилось, что город освободила 47-я, а теперь уже 10-я гвардейская армия.

По дороге в штаб армии выяснилось, что Гористов командует 4-м гвардейским танковым корпусом, а Ладейкин и Манаев — комбриги в этом соединении. Отдельной бригаде тяжелых танков предстояло прорвать фронт на участке 10-й гвардейской и 5-й ударной армий.