|
Свои слова ревизор сопроводил подобием улыбки. Одеревеневший мертвяк, которого бьют током, и тот улыбнулся бы приветливее. Схватив чемодан, Поклеп, желая угодить гостю, протянул руку за его посохом. Венчавший посох мраморный шар предостерегающе полыхнул. Лицо Зербагана перекосилось. С неожиданной резвостью он отскочил и толкнул Поклепа в грудь, мешая ему коснуться посоха. — Это я прекрасно донесу сам! Бобес, за мной! — сказал он со злобой и быстро направился к галерее, которая соединяла стену с Башней. Карлик-секретарь, наблюдавший за историей с посохом с липкой усмешечкой, спохватился и с собачьей преданностью кинулся за хозяином. Стараясь поместиться с ним рядом на узкой стене с зубцами, он вынужден был скакать боком, размахивая руками как птица крыльями. — Дрянь, а не человек! Бывают же такие, — процедил Тарарах сквозь зубы. Сложно было сказать, кого именно он имеет в виду — секретаря или его хозяина. Оба более-менее подходили под это определение. Поклеп, удивленно пожимая плечами, засеменил за Зербаганом. Чемодан, оказавшийся довольно тяжелым, колотил его по коленям. Преподаватели проводили их растерянным взглядом. — Сарданапал, вы заметили, как наш друг всполошился? Даже испугался? — негромко спросила Великая Зуби, когда оба скрылись внутри галереи. — Да. — Он едва не ударил Поклепа! А ведь тот только хотел взять его посох! — И это я заметил. — Но что особенного в его посохе? Возможно, это сильный артефакт? Помедлив, академик покачал головой. — Не исключено. Хотя по мощи это явно не посох волхвов и даже ни его воплощение. Меня больше занимает его перстень. Почему там нет камня? — заметил он задумчиво. — Но все же Зербаган испугался, когда Поклёп протянул руку к посоху! — настаивала Зуби. Сарданапал невозмутимо взглянул на нее. — Возможно. У всех есть свои тараканы и свои скелеты в шкафу. Уважение к чужим тайнам — непременное условие сохранения собственных, — сказал он. Зуби недоверчиво заморгала. Толстые стекла очков увеличивали ее грозные глаза с тяжелыми веками. Случись рядом сова, она застрелилась бы от зависти. — Сарданапал! Я не верю своим ушам! Вы собираетесь с ним церемониться? С этим? — воскликнула она. Академик покачал головой. — Назвать это существо другом — предать само понятие дружбы. Однако я не намерен лезть в его тайны. Вражда обязана быть великодушной хотя бы потому, что от дружбы великодушия редко когда дождешься. Никто не царапает тебя так больно, как друг. Хотя сам же потом прибежит замазывать зеленкой. — Чушь! Я не верю в ненависть в белых перчатках. Если уж ненавидеть… так ненавидеть! Чтоб клочья летели! — сказала Зуби с негодованием. — Видишь, Зуби, какие мы с тобой разные. А я вот вообще не верю в продуктивность такого чувства, как ненависть, — отвечал Сарданапал. Пожизненно-посмертный глава Тибидохса достал золотой зажим и аккуратно закрепил им свои бунтующие усы. Усам не терпелось разобраться с медлительной, но сильной бородой, которая мирно дремала, обвив академику шею. Зубодериха фыркнула. Ее глаза под выпуклыми стеклами сердито блеснули. Маленькая дамочка в пончо похожа была в этот миг на задиристого воробья. Сарданапал примирительно коснулся сгиба ее руки. — Зуби, я вижу, что не убедил тебя. Это извечный спор темных и светлых магов. |
