|
— Я готовлюсь к экзамену! — А ну да! Экзамен у тебя как состояние души или как вечный насморк. У всех бывает, но не у всех проходит!… Некоторые люди вечно ходят с салфеточками, сморкаются в них, а потом забывают где попало, как Попугаева. — Причем здесь я? — Да не причем. Не перестанешь ботанеть, станешь Шурасиком в юбке. — Хорошего же ты обо мне мнения! И вообще: мне нравится Шурасик! — с обидой сказала Таня. Ягун как обычно не полез за словом в карман. — И мне, вообрази, Шурасик нравится! Но одно дело нравится, а совсем другое быть похожим. Вот мне слон, к примеру, нравится. Разве из этого следует, что я мечтаю быть похожим на слона? Шар сам подставился, чтобы влететь в лузу. — Ты и так на слона похож! — сказала Таня, протягивая между Ягуном и слоном связующую нить. Уши у Ягуна торчали так же, как в детстве, и так же рубиново пунцовели, когда сквозь них пробивалось солнце. Как в тот первый день в квартире дяди Германа, когда Таня ощущала себя самым несчастным человеком в мире… День, когда начались чудеса! — Да, уши у меня козырные! Завидуешь — так и скажи! А что у нас тут? Приблудившиеся калории? Подкормка для сирот с крылышками?.. Нет-нет, не убирай! Оставлю себе на черный день! — засуетился Ягун. Вскинув трубу, он ловко впылесосил с таниной ладони печенье. Тетради белыми растрепанными птицами вспорхнули со стола и отправились в нутро пылесоса вслед за покрывалом с кровати. Это был уже явный перебор. Труба забилась, и, силясь проглотить ком, пылесос стал сипеть и кашлять, как подавившаяся лошадь. — Это тоже на черный день? — хмуро спросила Таня. Ягун замотал головой. — Я не виноват! Он сам зацапал! Я его нравственно порицаю! Нет, ну каков у меня пылесосище! Просто зверь, да? Летаю и словно уже в рай попал! Спецзаказ магробополитена! Представляешь, сколько в нем ватт? — Так там еще и вата? Жуть какая! — легкомысленно спросила Таня. Что ни говори, а магическое образование имеет свои пробелы. Ягун выключил пылесос, который и без того уже почти заглох, и, втаскивая его за собой, через окно влез в комнату. Большое зеркало, висевшее в углу, немедленно поймало его отражение и, забавляясь, принялось вертеть, переодевая в самые невероятные костюмы. Вот Ягун в белом врачебном халате со стетоскопом на шее, вот в кожаной куртке из драконьей кожи с красным пиратским платком, вот в строгом офисном костюме в стиле «а шли бы вы со своим прайсом», а вот и в набедренной повязке племени мумба-юмба… — Ишь ты! А в форме пожарника слабо? — заинтересовался Ягун, и тотчас получил желаемое. Из зеркала на Ягуна уставился щекастый восемнадцатилетний лоботряс в пожарной форме. — Прикольное зеркало! Где украла? — спросил Ягун. — Тетя Нинель выписала на Лысой горе и прислала Пипе. — Ясно. А Пипенция, ясное дело, испугалась, что зеркало при посторонних покажет ее в купальнике, и передарила тебе? Вот они — истинные мотивы великодушия! — понимающе заявил Ягун. Таня улыбнулась. Последние полгода она боролась с собой и старалась не говорить ни о ком плохо. Но не говорить самой и слушать — это разные вещи. — Пипа, и правда, немножко располнела, — признала она осторожно. — Вот и я говорю! Еще половина этого «немножко» и в Тибидохсе придется усиливать лестницы, — кивнул Ягун. |
