Поэтому в следующие несколько дней я оставался в шатре Казрака. Я перекрасил свои волосы в черный цвет и достал вооружение убийцы. На левой половине шлема я укрепил золотой значок посланца. В этой маскировке я мог свободно ходить по лагерю, наблюдая приготовления к осаде, муштровку войск и даже забрался на одну из осадных башен и наблюдал Ар.

    Время от времени боевые горны подавали сигнал тревоги – арские войска делали вылазки. Навстречу им тогда выходили копьеносцы и всадники Па-Кура. Иногда им удавалось загнать аритов в ворота города, иногда же арские войска теснили людей Па-Кура до защитных кольев, один раз им удалось даже дойти до осадных мостов у большого рва.

    И все же воины Па-Кура явно превосходили аритов. Их человеческие ресурсы были, казалось, неисчерпаемыми, к тому же в его распоряжении была тарларионская кавалерия, которой практически не было в Аре.

    Во время боя небо наполнялось тарнсменами обеих сторон, поражающих неприятеля сверху или вступающими в беспощадные дуэли на высоте нескольких сотен футов. Но постепенно и этот ресурс Ара истощался, опустошаемый превосходящими силами Па-Кура. На девятый день осады небо принадлежало ему, а армия Ара не появлялась больше из главных ворот. Надежда снять осаду с помощью боя исчезла. Людям Ара оставалось дожидаться атаки за своими проводами, пока Посвященные приносили жертвы Царствующим Жрецам.

    На десятый день осады небольшие машины – катапульты и баллисты – были переброшены тарнами через ров и занялись артиллерийской дуэлью с аналогичными орудиями противника, установленными на стенах города. В то же время рабы принялись продвигать линию кольев вперед. После четырех дней артподготовки, имевшей весьма незначительный эффект, был произведен первый приступ.

    Он начался за несколько часов до рассвета. Гигантские осадные башни, покрытые стальными щитами, медленно перекатились через мосты. К полудню они уже были на расстоянии полета стрелы до стены. К темноте первая башня подошла к стене, а через час к ней присоединились остальные две. Вокруг и на них толпились воины. В небе снова сражались тарнсмены. По веревочным лестницам арские воины спускались со стен на высоту башен, через вспомогательные ворота была предупредительная вылазка, но солдаты были остановлены пехотой Па-Кура. Со стен, с высоты около 200 футов выше башен, сбрасывались камни и метались горящие снаряды. Внутри башен голые рабы, подгоняемые кнутами надсмотрщиков, безостановочно раскачивали стальные тараны.

    Одна из башен была подкопана, она внезапно наклонилась и обрушилась на землю под дикие вопли тех, кто был в ней. Другая была захвачена и сожжена. Но еще пять башен медленно катились к Ару. Эти башни сами по себе были крепостями и должны были быть установлены любой ценой – час за часом они будут безостановочно ввинчиваться в стены.

    Тем временем город атаковали тарнсмены, несущие на специальных веревках по девять копьеносцев. Они спускались сквозь отверстия в проволочной сети на крыши цилиндров. Эти десанты редко возвращались, но иногда им удавалось добиться великолепных результатов.

    На двенадцатый день осады в лагере Па-Кура царило оживление: одному из десантов удалось прорезать проволоку и, прорвавшись к главному водохранилищу города, вылить туда сосуд со смертельным ядом, добываемым из пустынного кустарника. Теперь город мог полагаться только на свои колодцы и дождь. Стало ясно, что продовольствие тоже подходило к концу, и Посвященным, явно не способным удержать город и чье сопротивление было бессмысленно, придется испытать на себе голод и отчаяние населения.

    О судьбе Марленуса я не знал. Мне было известно, что он с группой из пятидесяти воинов каким-то способом проник в город, и теперь ждал часа, когда можно будет захватить камни и с их помощью разделить орду Па-Кура.