|
По временам его голос срывался и он был вынужден остановиться. Какая страшная безнадежность сквозила между строками! По временам он взглядывал на Тарзана. Но обезьяна-человек сидел на корточках неподвижный, как каменный идол. Только когда началось упоминание о малютке, тон дневника изменился и исчезла нота отчаяния, вкравшаяся в дневник после первых двух месяцев пребывания на берегу. Теперь тон дневника был окрашен каким-то подавляющим счастьем, производимым еще более грустное впечатление, чем все остальное. В одной из записей звучал почти бодрый дух: Сегодня моему мальчику исполнилось шесть месяцев. Он сидит на коленях Элис у стола, за которым я пишу; это счастливый, здоровый, прекрасный ребенок. Так или иначе, даже против всякой правдоподобности, мне представляется, что я вижу его взрослым, занявшим в свете положение отца, и этот второй Джон Клейтон покрывает новою славой род Грейстоков. И вот, как будто для того, чтобы придать моему пророчеству вес своей подписью, он схватил мое перо в пухленький кулачок и поставил на странице печать своих крошечных пальчиков, перепачканных в чернилах. И тут же, на поле страницы, были видны слабые и наполовину замазанные оттиски четырех крошечных пальчиков и внешняя часть большого пальца. Когда д'Арно кончил читать, оба человека просидели несколько минут молча. - Скажите, Тарзан, о чем вы думаете? - спросил д'Арно. - Разве эта маленькая книжечка не раскрыла перед вами тайну вашего происхождения? Да ведь вы же лорд Грейсток! Голова Тарзана поникла. - В книжке все время говорят об одном ребенке, - ответил он. - Маленький скелетик его лежал в колыбели, где он умер, плача о пище. Он лежал там с первого дня, как я вошел в хижину, и до того дня, когда экспедиция профессора Портера похоронила его рядом с его отцом и матерью, у стены хижины. Это-то и был ребенок, упоминаемый в книжечке, и тайна моего происхождения еще темнее, чем была прежде, потому что последнее время я сам много думал о возможности, что эта хижина была местом моего рождения. Я думаю, что Кала говорила правду, - грустно заключил Тарзан. Д'Арно покачал головой. Он не был убежден, и в уме его зародилось решение доказать правильность своей теории, потому что он нашел ключ, который мог открыть тайну. Неделю спустя путники неожиданно вышли из леса на поляну. В глубине высилось несколько зданий, обнесенных крепким частоколом. Между ними и оградой расстилалось возделанное поле, на котором работало множество негров. Оба остановились на опушке джунглей. Тарзан уже готов был спустить отравленную стрелу со своего лука, но д'Арно ухватил его за руку. - Что вы делаете, Тарзан? - крикнул он. - Они будут пытаться убить нас, если увидят, - ответил Тарзан. - Я предпочитаю быть сам убийцей. - Но, может быть, они нам друзья, - возразил д'Арно. - Это черные люди, - было единственным ответом Тарзана. И он снова натянул тетиву. - Вы не должны этого делать, Тарзан! - крикнул д'Арно-Белые люди не убивают зря. Mon Шеи, сколько вам еще осталось учиться! Я жалею того буяна, который рассердит вас, мой дикий друг, когда я привезу вас в Париж. У меня будет дела полон рот, чтобы уберечь вас от гильотины. Тарзан улыбнулся и опустил лук. - Я не понимаю, почему я должен убивать чернокожих в джунглях и не могу убивать их здесь? Ну, а если лев Нума прыгнул бы здесь на нас, я, видно, должен был бы сказать ему: "С добрым утром, мосье Нума, как поживает мадам Нума?" - Подождите, пока чернокожие на нас бросятся, - возразил д'Арно, - тогда стреляйте. |
