-  Я ставлю чай! - объявил Аркадий и пошел на кухню. К ней он не прикоснулся. И уже оттуда спросил:

    -  Не знаешь, кто это сегодня так прикололся?

    -  Как? - переспросила она, включаясь в игру: Если Аркадий хочет делать вид, что между ними ничего не случилось, пусть будет так.

    -  Кто-то послал от твоего имени телеграмму. А я всем сказал: без заверенной подписи телеграммы действительными не считаются.

    -  Телеграмму? - спросила она.

    -  Короче, заявление об уходе.

    -  Об уходе куда?

    -  Я так и сказал, что это чей-то прикол. Кто же станет номер ломать накануне гастролей. И еще нас посылают на фестиваль в Монте-Карло. Вот так! - добавил он хвастливо.

    О Монте-Карло они мечтали несколько лет. И вот - сбывалось. Но сейчас ее не радовали никакие новости.

    -  Ты извини, я устала, и голова болит. Пойду прилягу, - сказала она и подумала: «Только бы он сейчас меня не трогал!»

    -  Ну ты даешь! - удивился он. - Мужик столько дней без бабы, а ты - голова болит!

    Что-то он еще попытался выспросить - типа того, где Ника жила, пытался ее развеселить, но она лежала словно в забытьи. Наконец он почувствовал ее состояние, перестал приставать и просто лег рядом. Так они и лежали молча, почти не касаясь друг друга. И лишь часа через три, подчиняясь привычке, она равнодушно приняла позу «лежа на спине, ноги врозь».

    В Париже их цирковая группа оказалась не через месяц, как сначала планировалось, а через три, уже после фестиваля в Ницце, где они стали лауреатами. Было еще тепло, по бульварам ветер гонял опадающие с каштанов листья.

    -  Мадам, вас дожидаются, - сказал ей портье, когда она вернулась с репетиции, и указал на солидного, очень представительного мужчину, сидевшего в угловом кресле.

    Тот мгновенно поднялся, подошел и заговорил по-русски. Эмигрант, подумала она и ошиблась.

    -  Не пугайтесь, Ника, мы вас в обиду не дадим, - сказал незнакомец, едва они сели в том же углу, где он ее поджидал.

    -  Я как-то и не боюсь…

    -  Это хорошо, - похвалил собеседник, - хотя опасаться вам есть чего…

    -  Извините, вы не представились, - вспомнила многочисленные инструктажи Ника.

    -  Я ваш соотечественник, Ника. Зовите меня Иваном Ивановичем.

    Он расспросил ее о том, как они устроились, как пройдут гастроли. Слушал внимательно. А потом поинтересовался сочувственно:

    -  С вашим другом, с художником Шолоховым, выйти на связь так и не удалось?

    Ника не стала рассказывать о бессмысленных беседах с автоответчиком, с бестолковым арабом-домоправителем и англоязычной секретаршей, которые, осведомившись о ее имени, отвечали на любой вопрос одинаково: «Не могу вам сказать, мадам». Она только грустно покачала головой.

    -  Да-а-а, - посочувствовал Иван Иванович, - теперь Шолохов - другой человек. То у него встреча с президентом США, то прием английской королевой… Каждая минута расписана, сам себе не хозяин. А музеи-то, коллекционеры как с цепи сорвались - каждая его почеркушка по цене Рембрандта.

    А потом Иван Иванович рассказал ей ужасную историю. Но сначала он спросил:

    -  Скажите мне, Ника, сколько Шолохов сделал в России татуировок?

    -  Тринадцать.