На ней был изображен молодой человек в белой рубашке, с ясным лицом, умными глазами и высоким лбом.

Я, Саид Ларби, рожденный в Наблусе 21 ноября 1985 года, провозглашаю, что нет Бога кроме Аллаха, и призываю власти этой страны передать рожденным здесь правоверным их Святую землю.

– Какой бред, они хотят получить здесь собственную территорию! – воскликнул один из бойцов «Аксьон».

– Были же у гугенотов во время религиозных войн собственные крепости.

Человек в черном поднял щиток своего шлема и с возмущением взглянул на Дюрозье:

– Моих бабушку и дедушку выгнали из Алжира как собак! Надеюсь, здесь такое не повторится.

Дюрозье увидел, как в глазах его собеседника промелькнул призрак гражданской войны.

– Спускайтесь! – окликнули их с первого этажа.

Дюрозье спустился вниз. На кухне служебная собака, натасканная на взрывчатку, виляла хвостом перед холодильником.

– Что в холодильнике?

– Только минеральная вода и сок.

На кафельной плитке между лапами Лабрадора Дюрозье заметил темную полосу. Холодильник недавно двигали.

– Вы не поможете мне его переставить?

Один из бойцов «Аксьон» подошел к холодильнику и с легкостью передвинул его на середину кухни. Собака бросилась в проем и громко залаяла. В кирпичной стене виднелась дверца.

– Они хранили взрывчатку в этом тайнике.

– Идите сюда! – донесся крик из ванной.

В ванной комнате один из штурмовиков показал им мусорную корзину под раковиной. Обернув пальцы бумажной салфеткой, Александр достал из корзины шприц.

– Он наркоман?

– Пока не знаем. Нужно отослать шприц в лабораторию.

На поясе у Дюрозье зазвонил телефон. Он узнал голос Морвана и описал ему Саида Ларби и свои находки.

– Вы взяли смертника из Аньера? – спросил тот.

– Нет, он тоже ушел. Его зовут Ридуан Халед.

– Уверен, они в Париже и попытаются подорваться где‑нибудь в людном месте. Хотя не представляю, где двадцать пятого декабря может быть много народу, ведь все магазины закрыты.

– Сразу видно, что ты нечасто ходишь в церковь.

– Черт возьми!

– Я выезжаю к собору Парижской Богоматери. Встретимся там.

Бельвиль‑сюр‑Луар, 08:30

Синий имам предъявил документы жандармам, контролировавшим движение на границе департаментов Ньевр и Шер, и проехал по мосту через Луару. В предрассветных сумерках перед ним возникли строения Бельвильской электростанции.

Свернув на подъездной путь, он в последний раз повторил про себя последовательность действий, которые ему предстояло совершить.

Он подъехал к воротам, притормозил у будки охраны и достал пропуск и значок.

– Здравствуйте, господин Булар. Заступаете на рождественское дежурство?

– Да‑да.

И снаружи и внутри электростанции царило необычное оживление. В тумане виднелись огни полицейских мигалок. В двух‑трех десятках метров от него, словно стертые паром, проступали чьи‑то тени.

Открывшийся перед Буларом зимний пейзаж чем‑то напоминал неоконченный акварельный этюд.

– Что происходит? – спросил Синий имам, начиная нервничать. – Почему вы не поднимаете шлагбаум?

– Приказ полиции, – ответил охранник, сочувственно подняв глаза к небу.

Пытаясь успокоиться, Анри Булар откинулся на сиденье и положил руки на руль. Только сейчас он обратил внимание на двух жандармов в форме, в руках у одного из них было круглое зеркало на длинной ручке.

Подойдя к машине Булара, он подсунул это зеркало под днище, а его напарник записал номер автомобиля.