Он заморгал в растерянности. Может быть, не стоит доверять ее невинному лицу? Похоже, она предпочитала перейти прямо к делу.

    - Ну, если ты не хочешь вина, что ты скажешь о такой цене: две серебряных монеты?

    Девушка приоткрыла рот, словно в испуге.

    - Нет... Я думаю... нет... - Ее дрожащий голосок звенел, как колокольчик.

    - Ладно, три серебряных - и четвертая сверху, если окажется, что ты того стоишь.

    Она лишь молча смотрела на него. "Зачем я теряю тут время с этой... сосулькой?" - подумал Конан. В конце концов, такого добра, как веселые девицы, в городе хватает. Может быть, дело в том, что она напоминала ему Карелу. Хотя волосы у нее не такие огненно-рыжие, а скулы не такие высокие, как у разбойницы, делившей некогда с ним постель и вносившей в его жизнь волнения и опасности с того мгновения, как пути их впервые пересеклись. И все же что-то общее было. Карела была единственная женщина, и она себя сама возводила на этот престол. Но стоит ли оживлять старые воспоминания?..

    - Девочка, - резко сказал он, - если тебе не нужно мое серебро, то так и скажи, я поищу себе другую.

    - Останься... - шепнула она. Выговорить это слово ей удалось с большим трудом.

    - Хозяин! - заорал Конан. - СПАЛЬНЮ!

    Девушка густо покраснела под толстым слоем косметики.

    Паукообразный владелец таверны тут же вырос перед ними и требовательно протянул к нему руку.

    - Четыре медяка! - Он подождал, пока Конан вложит деньги ему в ладонь, и добавил: - Вверх по лестнице и сразу направо.

    Конан взял пунцовую от стыда девушку за руку и потащил ее за собой по скрипучим ступенькам.

    Комната была именно такой, какой он и ожидал ее увидеть: тесной с пылью на полу, многочисленными паутинами по углам. Расшатанная кровать с бывалым матрасом, набитым соломой, и не слишком чистым одеялом; трехногая табуретка и стол составляли всю обстановку. Но для того, чем он собирался сейчас заняться, было безразлично, где произойдет действие: здесь или во дворце. Здесь даже лучше.

    Он с грохотом выронил тяжелый мешок, закрыл дверь на щеколду и положил руки девушке на плечи. Он размотал зеленый шелк ее одеяния, опустив его до талии, и привлек ее к себе. Грудь у нее была полная и острая. Она прерывисто дышала, и он закрыл ей рот поцелуем. Тогда она посмотрела ему в глаза. С тем же успехом он мог поцеловать статую.

    Он слегка отстранил ее, не выпуская, однако, из рук.

    - Что ты за женщина такая странная? - спросил он. - Можно подумать, что ты никогда еще не целовала мужчину.

    - Так и есть! - фыркнула она и тут же поспешно поправилась: - То есть, я хочу сказать, целовала, и очень многих. Больше, чем ты мог бы сосчитать. Я... очень опытная.

    И она оскалила зубы, видимо полагая изобразить таким образом призывную улыбку, которая совершенно исказила ее лицо.

    Он презрительно хмыкнул и оттолкнул ее. Ее руки нащупали спущенное платье, но потом она смущенно затихла. Тяжелое дыхание поднимало прекрасную грудь, лицо заливалось краской.

    - У тебя выговор не простой девчонки, - сказал он наконец. - Кто ты? Дочка купца, которая сбежала из дома и слишком глупа, чтобы вернуться обратно?

    Ее лицо застыло, превращаясь в маску высокомерия и гордости.

    - Ты, варвар... Для тебя большая честь взять... в свою постель офирскую дворянку.

    Даже то, что она запиналась, не могло нарушить ее высокомерия.

    Такие слова в сочетании с такой одеждой (вернее, с полураздетым состоянием) - все это уже было чересчур для киммерийца.