— Я бы тоже, — сказала Синди. — Вот и большинство пострадавших не верили. К тому же им был нужен козел отпущения, на которого они могли обрушить свой гнев, раз настоящие виновники скрылись. Ну, догадайтесь с трех раз, кого они возненавидели?

— Твоего отца! — сказала Белинда.

— Вот именно, — подтвердила Синди. — Угрозы посыпались сразу же, как только закончился суд. И некоторые из них нешуточные. Папа рассчитывал, что через несколько месяцев все утрясется, но не тут-то было. Он не мог никуда выйти: ни в магазин, ни в кино, ни на футбол. Куда бы он ни пошел, его всюду узнавали. Несколько раз он возвращался домой избитый до полусмерти. Короче, его жизнь превратилась в сущий ад. — Синди печально покачала головой. — И моя тоже, и мамина. Мы все были мишенями всеобщей ненависти. В конце концов, мама не выдержала и подала на развод. Я оказалась перед выбором — уехать с ней или остаться с папой. — Синди пожала плечами. — Он нуждался во мне больше, чем мама.

— Да, несладко тебе пришлось, — вздохнула Холли. — Вот я только не понимаю…

— Я еще не закончила, — перебила ее Синди. — В конце концов, папа решил, что единственный выход для нас — начать совершенно новую жизнь. Сменить имя. Сменить страну. И даже лицо.

Трейси ахнула. Теперь она поняла, почему не узнала отца Синди.

— Пластическая операция? — пробормотала она.

— Папа фактически сделал себе новое лицо. Это было удивительно. Даже я не узнала бы его. Затем полиция помогла нам получить все необходимые документы взамен прежних: свидетельства о рождении, паспорта, страховку и все такое. И тогда мы решили перебраться в Италию.

— В Италию? — Наверное, вам там трудно пришлось с непривычки? — спросила Холли.

— Да нет, не очень. Ведь мы итало-американская семья. Куда нам еще было ехать с такой фамилией, как Фабрици? Тем более, что в Италии у нас много родственников. Папа бегло говорит по-итальянски, я тоже вполне могу объясниться. Через несколько месяцев я перестала думать о себе, как о Синди Фабрици, и смирилась с тем, что до конца жизни буду Софией Беллини. — Синди посмотрела на Трейси. — И тут однажды я услыхала, как кто-то выкрикнул мое прежнее имя.

— Это я! — призналась Трейси.

— Ты?!

— Но почему ты не остановилась и не объяснила мне все?

— Неужели не понятно? — возмущенно спросила Синди. — Папа стал просто сумасшедший. Он ужасно боится, что кто-нибудь проведает, кто он такой на самом деле — и где теперь живет. Прямо-таки собственной тени пугается.

— Но теперь-то ты нам рассказала.

— У меня не оставалось иного выбора, верно? А теперь мне придется попросить вас, чтобы вы больше никому об этом не рассказывали — и считали меня Софией Беллини. Договорились?

— На меня можешь рассчитывать! — заявила Белинда. — Ведь я не знала тебя, когда ты еще не была Софией Беллини.

— На меня тоже, — поддержала подругу Холли.

— А ты, Трейси?

Трейси протянула руку через стол.

— Рада встретить тебя, София, — сказала она.

Синди пожала ей руку и улыбнулась.

— Я тоже рада, что встретилась с тобой, — сказала она. — И с вами, девочки, тоже.

Пока Синди расплачивалась с официантом, Трейси заметила мужчину, сидевшего за одним из столиков, и подтолкнула Холли.

— Гляди, кто там сидит.

Холли посмотрела.

— Тот самый дядька со сломанной рукой, — сказала она.