Тебя вряд ли заинтересует, а?
– Думаю, для меня она дороговата. Моя Шинед меня живьем съест.
– А жаль. Я был бы рад ее пристроить в хорошие руки. Что ж, мне, по крайней мере, удалось ненадолго отсрочить исполнение приговора.
– Это как же?
– Есть такой Джастин Адамс. Печатается в автомобильных журналах. Недавно он решил написать статью про обычных парней, которые водят необычные машины. Очевидно, коп на «феррари» – как раз подходящий материал. Так что я убедил Стеллу: мне нужно оставить у себя эту машину, пока не выйдет журнал, а то все станут потешаться: вот статья, в ней мое имя и фотография, а машины‑то этой у меня больше нет.
Крис усмехнулась:
– По‑моему, неплохой договор.
– Ну да, только вот все закончится на следующей неделе, когда я дам ему интервью. – Кевин потянул носом, вылезая из машины. – Настоящий праздник для желудка, – объявил он.
– Что‑что?
Он указал на запад: вдоль кромки футбольных полей тянулось двухэтажное кирпичное здание.
– Это кондитерская фабрика. В детстве я один сезон тренировался вместе с молодежкой «Виктории». Когда ветер дует в нужную сторону, чувствуешь, какое печенье они там пекут. Мне всегда казалось, что это изощренная пытка для подростков, которые стараются сохранить форму.
– И что было дальше? – поинтересовалась Крис, огибая вслед за ним торец павильона‑раздевалки.
Поскольку Кевин шел впереди, она не увидела на его лице сожаления.
– Я оказался недостаточно хорош, – ответил он. – Много званых, да мало избранных.
– Наверное, было обидно.
Кевин фыркнул:
– Тогда‑то я думал, что это просто конец света.
– А теперь?
– Теперь думаю, что там я уж точно получал бы больше. И у меня было бы целое стадо «феррари».
– Что верно, то верно, – согласилась Крис, нагоняя его; он остановился, глядя на травяное поле, где пара дюжин молодых людей обводила мячи вокруг расставленных конусов. – Но большинство футболистов к нашему с тобой возрасту уже отправляются на помойку. И что им остается? Ну да, кто‑то пробивается в тренеры, но таких единицы. Остальные в конце концов оказываются за стойкой в каком‑нибудь заплеванном баре, болтают о днях своей былой славы, поносят бывшую жену, которая выставила из дома.
Кевин ухмыльнулся:
– Думаешь, это было бы хуже?
– Конечно. Сам знаешь.
Обходя здание кругом, они увидели, как к ним направляется человек в шортах и фуфайке «Брэдфилд Виктории». Похоже, ему было лет сорок пять, но он пребывал в настолько хорошей форме, что возраст не удавалось определить точно. Если бы его темные волосы по‑прежнему сохранили прическу «маллет», его бы сразу узнали и болельщики, и даже те, кто совершенно равнодушен к футболу. Но теперь у него была короткая стрижка, и Кевин лишь спустя несколько мгновений сообразил, что перед ним один из кумиров его юности.
– Вы Терри Малькольм, – выпалил он, чувствуя, что ему снова двенадцать и он снова зачарован мастерской игрой этого полузащитника «Брэдфилда» и сборной Англии.
Терри Малькольм с улыбкой повернулся к Крис:
– Если меня когда‑нибудь сразит Альцгеймер, ничего страшного, свое имя я уж точно не забуду. Поразительно, как часто людям нужно обязательно сообщить мне, кто я такой. Видимо, вы сержант Девайн. Имейте в виду, я только предполагаю. Надеюсь, я угадал, потому что ваш спутник не в моем вкусе и я не могу представить, как я буду называть его «Девайн» – «божественный».
По выражению его лица было видно: он привык, что его считают обаятельным весельчаком. |