Что всегда говорят о всяких негодяях? После того как их ловит полиция? «Он был умнее сверстников. Он держался в стороне».
– А тебе бы только ухватиться за какую‑нибудь банальность. Если хочешь знать, то же самое обычно говорят о генеральных директорах компьютерных компаний.
– Банди, Гейси, Чарльз ЭнДжи – все серийные убийцы были умниками. У всех слишком много ненужных мыслей было в голове.
– Чарльз ЭнДжи? Черт возьми, мама, тебе нельзя было покупать спутниковое телевидение, – сказала Марта. – Джастин не сумасшедший. Он умный. Очень умный. И я не собираюсь этот факт игнорировать. Я не собираюсь его захваливать, не собираюсь задирать нос, но буду это поощрять.
Мать снова покачала головой.
– Тогда купила бы ему задачник по математике. А то философии этой я доверяю ничуть не больше, чем психологии. Философия – это всегда идеология, а идеология – прямой путь к узости мышления.
– Вот это уж точно в папином духе.
– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Идеи должны появляться тогда, когда у человека есть чувство ответственности, а он еще слишком мал для этого. Разве может на его крошечном чердачке найтись место греческому философу?
– Ты хоть знаешь, чему учил Платон?
– Нет, а ты?
– Немного. То, что помню по колледжу. И то, что прочла на обороте книжки Джастина.
– Ты, стало быть, знаешь немного. Получается, он знает больше, чем ты?
– О Платоне? – Она посмотрела на Джастина, на его напряженные глаза. Он уже прочел почти полкнижки. – Вполне возможно.
– Так вот тебе совет, – сказала ее мать. – Никогда не позволяй им знать больше, чем ты. Ни о чем.
– Ага. Ладно.
– Скажи, ты с кем‑нибудь встречаешься?
– Ты же знаешь, что нет.
– Терри уже год как ушел.
– Я не хочу об этом говорить, мам.
– Ясное дело, не хочешь.
– Вот именно.
34
Кафе «У Риты» походило на десятки других итальянских заведений Чикаго, разбросанных по престижному району Норт‑Сайд: тринадцать столиков, разномастные стулья, молодой персонал, короткое меню, щедрые порции. Когда Большой Роб и Сэлли вошли, почти все столики были уже заняты – здесь обедали сотрудники близлежащих галерей и дизайн‑студий.
– Неужели ты и правда меня угощаешь? – спросила Сэлли с притворным удивлением, садясь на пододвинутый им стул. – Это первый случай в истории.
Большой Роб не стал ничего объяснять, он молча сел напротив. На лице его была улыбка, но, как показалось Сэлли, слегка фальшивая. Он принес с собой какую‑то желтую папку. Сейчас она лежала рядом с тарелкой.
Большой Роб дождался, пока официант отчеканит название дежурного блюда, примет заказ и отойдет, и только тогда заговорил. Он не стал понижать голос. Хотя расстояние между столиками было чуть меньше двадцати пяти сантиметров – владелица кафе каждое утро проверяла это с помощью куска пресс‑формы, оставшегося после ремонта ее кабинета, – все равно казалось, будто они в собственном офисе.
– Фил Канелла убит, – сказал он.
– Что? – На сей раз она удивилась по‑настоящему.
– При исполнении задания. В Небраске. Где он охотился за неверным мужем.
Сэлли коснулась его руки.
– Господи, Робби. Мне так жаль. Я знаю, вы очень дружили. Вы ведь вместе служили в полиции Чикаго, да? – Он кивнул. Теперь ей стало ясно, почему он пригласил ее обедать. Он решил рассказать ей об этом в милом кафе, а не в своем душном, тесном офисе, чтобы тем самым выразить уважение ушедшему другу. |