И Миранис, кстати, с ним согласился. Рэми можно убедить, его нельзя заставить. И ни хранительница, ни ее богиня этого, видимо, не знают.

Впрочем, оно и к лучшему.

– Я знаю, что тебе нельзя оставаться тут! – вскричала вдруг хранительница. – Однажды он убьет тебя, слышишь! Уже убил! Я видела глазами богини все, что он тебе сделал! Видела раны на твоем теле, на твоей душе, так почему, почему ты до сих пор хочешь оставаться рядом с Миранисом? Рядом с его телохранителями? Почему хочешь защищать их страну? Их, не свою? Почему, наследник?

И Миранис вдруг с болью понял, что она, увы, права. И все, что она сказала – горькая правда. Миранис действительно ранил своего телохранителя, потерял его доверие. Рэми действительно меньше принадлежит Кассии, чем Виссавие, ведь его родители – не кассийцы. И если бы Миранис был на его месте…

– Видишь ли… – Рэми опустился перед хранительницей на корточки, посмотрел в ее невидящие глаза, и Миранис вздрогнул… какой же глубокий у целителя судеб взгляд. И совсем же не жестокий, понимающий. С легкой грустью и презрением. И слова его ранят в самое сердце своей правотой:

– Убил. Но после этого вернул из за грани. Знаешь, как искренне он меня оттуда звал? Как терпеливо вел обратно в мир живых? Как молился нашему отцу, Радону, чтобы тот избавил меня от мучений? Знаешь, что он не спит с тех пор, мучаясь осознанием, что сам, своими собственными руками, увел за грань того, кто поклялся ему служить, своего побратима?

Да откуда же он…

Миранис отвернулся, впервые пожалев, что он слышит этот разговор… только не уши же затыкать? Теперь придется дослушать, видят боги, придется.

– Вождь тоже мучился, но его ты не слышишь…

– Нет, – ответил Рэми. – Потому что вы его слишком хорошо «слышите». После того, что сделал Миранис, его высекли его же телохранители. Вы… вы не сказали вашему вождю ничего. Даже слова плохого. Вы и сейчас ему позволяете слишком многое, не так ли? Как маленькому ребенку, вы позволили ему утонуть в его боли. Но… сколько можно оплакивать близких? Сколько можно погружать всю страну и скорбь? И может ли такое себе позволит не кто то… сам вождь!

– Так исправь это…

– Я не намерен ничего исправлять, – улыбнулся Рэми, и Миранис узнал эту улыбку. Ой узнал. С той же улыбкой Рэми год назад оказывался стать его телохранителем. С той же улыбкой Аши в нем говорил, что Миранис не достоин такого телохранителя. И долго, ой долго пришлось Миранису убеждать Рэми в обратном.

Только бы и Элизар не убедил.

– Ты не понимаешь… – выдохнула хранительница. – Ты не знаешь о нас ничего!

– Я знаю, что вы бросили моего брата в беде, когда ему была нужна ваша помощь. Хотя дороже его в этом мире у меня нет. Даже ради моей памяти вы и не подумали ему помочь.

– Твоему брату помогал повелитель Кассии, куда же более?

– И Миранис. Он вытащил Армана из деревни. Он покровительствовал ему в замке. Он даже слова не сказал Арману, даже не думал его наказать, когда Арман недавно пошел против него. И он никогда бы и никому не позволил его ранить… потому что это его друг. А вы, что сделали вы?

– Наши люди исцеляют…

– Я и ты знаем, почему они исцеляют. Знаем, что это не совсем из милосердия, не так ли хранительница? Я видела, как целители с презрением отворачивались от тех, кому была нужна помощь, но я не видел в их душах жалости. Ни капли.

– Почему мы должны помогать убийцам? – воскликнула хранительница.

– Убийцам? – улыбнулся грустно Рэми. – Вы и тех людей не пожалели, что погибли в том поместье… где должен был умереть я.