Изменить размер шрифта - +
На этой

ферме показывали кино резервистам - зрители сидели на бревнах. Тому солдату было, пожалуй, под сорок, думал Моска. Зажав между коленями

шестилетнего французика, он аккуратно расчесывал ему на пробор вьющиеся кудри и пытался заставить чубчик лежать волной. Потом он причесал двух

других - девочку и мальчика, тоже держа их у себя между коленями и осторожно поворачивая из стороны в сторону. Закончив их причесывать, старый

солдат дал им по шоколадке и взял свою винтовку...
     Моска рассеянно глядел на лужайку с гомонящими детьми, и ему почему-то казалось, что сейчас на ум приходят очень важные события из его

прошлой жизни. Он напряг память и вспомнил солдата-негра, который швырял банки с ананасовым соком из кузова грузовика, мчащегося мимо колонн

усталых пехотинцев. Они брели от моря туда, откуда доносилась канонада тяжелых орудий, которая заставляла их морально подготовиться к

предстоящему бою, - так воскресный колокол приуготовляет дух к единению с господом. И по мере их продвижения канонада становилась все громче и

звонче, уханье орудий все оглушительнее, хлопки выстрелов автоматических винтовок звучали словно минорные аккорды, и перед самым финалом, перед

их приобщением к ритуалу тела и души, словно перед вхождением в храм... Но тут он отвлекся и мысленно ощутил прохладную с жестяным привкусом

свежесть ананасового сока, вспомнил остановку в пути, краткий привал, во время которого они передавали друг другу вскрытую банку. И перенесся с

той дороги на другую дорогу - залитую лунным светом улицу во французской деревушке, где каменные домики тонули во мраке, а у их стен стояли

хорошо различимые во тьме грузовики, джипы и огромные тягачи. В конце деревенской улочки стоял танк, покрытый только что выстиранным бельем,

которое оставили сушиться под луной.
     От сухого звона тетивы и легкого свиста рассекающих воздух стрел, казалось, пробудился легкий вечерний ветер. Гелла оторвалась от книги,

Моска нехотя встал.
     - Хочешь чего-нибудь на дорожку? - спросил он у нее.
     - Нет, - ответила Гелла. - Мне уже некуда.
     К тому же что-то зуб опять разболелся.
     Моска только теперь увидел, что у нее чуть посинела кожа нижней челюсти.
     - Я попрошу Эдди, чтобы он сводил тебя к дантисту на базе.
     Они собрали разбросанные по траве вещи и погрузили все в коляску. Малыш спал. Они пошли к трамвайной остановке. Когда трамвай подошел,

Моска схватил сильными длинными руками коляску и поставил ее на заднюю площадку вагона.
     Ребенок проснулся и заплакал, Гелле пришлось взять его на руки и убаюкивать. Подошел кондуктор, но Моска сказал по-немецки:
     - Мы американцы.
     Кондуктор недоверчиво смерил Моску взглядом, но не стал возражать.
     На третьей остановке в вагон вошли две девушки из американского женского корпуса. Одна из них, заметив у Геллы на руках ребенка, сказала

другой:
     - Смотри-ка, какой симпатичный немчик!
     Та заглянула малышу в личико и несколько раз повторила:
     - Ох, какой милый карапуз! - И, глядя Гелле в глаза, сказала, чтобы она поняла:
     - Schon! <Милый, замечательный (нем.).>.
     Гелла улыбнулась и взглянула на Моску, но тот не проронил ни звука. Одна из девушек достала шоколадку из сумки и сунула ее малышу под

одеяльце. Прежде чем Гелла успела что-то возразить, обе сошли с трамвая и зашагали по улице.
Быстрый переход