На этой
ферме показывали кино резервистам - зрители сидели на бревнах. Тому солдату было, пожалуй, под сорок, думал Моска. Зажав между коленями
шестилетнего французика, он аккуратно расчесывал ему на пробор вьющиеся кудри и пытался заставить чубчик лежать волной. Потом он причесал двух
других - девочку и мальчика, тоже держа их у себя между коленями и осторожно поворачивая из стороны в сторону. Закончив их причесывать, старый
солдат дал им по шоколадке и взял свою винтовку...
Моска рассеянно глядел на лужайку с гомонящими детьми, и ему почему-то казалось, что сейчас на ум приходят очень важные события из его
прошлой жизни. Он напряг память и вспомнил солдата-негра, который швырял банки с ананасовым соком из кузова грузовика, мчащегося мимо колонн
усталых пехотинцев. Они брели от моря туда, откуда доносилась канонада тяжелых орудий, которая заставляла их морально подготовиться к
предстоящему бою, - так воскресный колокол приуготовляет дух к единению с господом. И по мере их продвижения канонада становилась все громче и
звонче, уханье орудий все оглушительнее, хлопки выстрелов автоматических винтовок звучали словно минорные аккорды, и перед самым финалом, перед
их приобщением к ритуалу тела и души, словно перед вхождением в храм... Но тут он отвлекся и мысленно ощутил прохладную с жестяным привкусом
свежесть ананасового сока, вспомнил остановку в пути, краткий привал, во время которого они передавали друг другу вскрытую банку. И перенесся с
той дороги на другую дорогу - залитую лунным светом улицу во французской деревушке, где каменные домики тонули во мраке, а у их стен стояли
хорошо различимые во тьме грузовики, джипы и огромные тягачи. В конце деревенской улочки стоял танк, покрытый только что выстиранным бельем,
которое оставили сушиться под луной.
От сухого звона тетивы и легкого свиста рассекающих воздух стрел, казалось, пробудился легкий вечерний ветер. Гелла оторвалась от книги,
Моска нехотя встал.
- Хочешь чего-нибудь на дорожку? - спросил он у нее.
- Нет, - ответила Гелла. - Мне уже некуда.
К тому же что-то зуб опять разболелся.
Моска только теперь увидел, что у нее чуть посинела кожа нижней челюсти.
- Я попрошу Эдди, чтобы он сводил тебя к дантисту на базе.
Они собрали разбросанные по траве вещи и погрузили все в коляску. Малыш спал. Они пошли к трамвайной остановке. Когда трамвай подошел,
Моска схватил сильными длинными руками коляску и поставил ее на заднюю площадку вагона.
Ребенок проснулся и заплакал, Гелле пришлось взять его на руки и убаюкивать. Подошел кондуктор, но Моска сказал по-немецки:
- Мы американцы.
Кондуктор недоверчиво смерил Моску взглядом, но не стал возражать.
На третьей остановке в вагон вошли две девушки из американского женского корпуса. Одна из них, заметив у Геллы на руках ребенка, сказала
другой:
- Смотри-ка, какой симпатичный немчик!
Та заглянула малышу в личико и несколько раз повторила:
- Ох, какой милый карапуз! - И, глядя Гелле в глаза, сказала, чтобы она поняла:
- Schon! <Милый, замечательный (нем.).>.
Гелла улыбнулась и взглянула на Моску, но тот не проронил ни звука. Одна из девушек достала шоколадку из сумки и сунула ее малышу под
одеяльце. Прежде чем Гелла успела что-то возразить, обе сошли с трамвая и зашагали по улице. |