|
Одна из девушек достала шоколадку из сумки и сунула ее малышу под одеяльце. Прежде чем Гелла успела что-то возразить, обе сошли с трамвая и зашагали по улице. Сначала Моску это позабавило, но потом его разобрала злость. Он схватил шоколадку и швырнул ее на улицу. Когда они сошли с трамвая и направились к дому, Гелла сказала: - Не расстраивайся, они приняли нас за немцев. Но дело было не только в этом. Он испугался, словно и впрямь был немцем и как один из побежденных должен был с благодарностью принять этот жест благотворительности и унижения. - Мы скоро уедем, - сказал он. - Я поговорю завтра с Эдди и попрошу его ускорить оформление. Впервые за все время он почувствовал острое желание поскорее покинуть эту страну. *** Эдди Кэссин ушел с лужайки загородного клуба, не зная толком, куда ему отправиться. Лежащий на траве Моска, голова покоится на коленях у Геллы, рука упирается в кремовую коляску - это зрелище было ему невыносимо. Он сел на трамвай и подумал: "Поеду-ка я к горилле". Это решение развеяло его грустные мысли, и он стал глазеть на девчонок, едущих в центр. На окраине города он спустился к реке, пересек мост через Везер и сел на другой трамвай, который повез его по Нойштадту. Он сошел на предпоследней остановке - перед тем как трамвай свернул к базе. Дома здесь были не повреждены бомбежкой. Он вошел в один из домов, поднялся по лестнице на третий этаж, постучал и услышал голос Элфриды: - Одну минуту! - Потом дверь распахнулась. При виде ее Эдди Кэссин всякий раз испытывал легкий шок. У нее была пухлая фигура, причем без одежды даже пухлее, чем могло показаться со стороны, тонкие лодыжки, узкие бедра и чудовищно огромная голова. На лице выделялись фиалковые глаза с красными, как у кролика, белками. Войдя, Эдди Кэссин по привычке сел на диванчик у стены. - Налей чего-нибудь, детка, - попросил он. Здесь он держал целый склад спиртного. Это было надежно. Он знал, что Элфрида в его отсутствие не притрагивается к его запасам. Пока она смешивала ему коктейль, он с изумлением наблюдал за ней. Да, голова явно великовата, волосы свисают мотками медной проволоки, кожа старая, с желтоватыми пятнами и крупными порами, похожа на высохшую куриную. Нос как-то размазан по лицу, словно его сплющили несколькими сильными ударами, а губы напоминают два кусочка говядины - правда, перед его приходом она всегда их подкрашивала светлой помадой. Пугающий портрет довершал отвислый подбородок и мощная нижняя челюсть. Но голос у нее был мягкий, мелодичный, и в нем даже слышались слабые отзвуки давно отцветшей юности. Она очень хорошо говорила по-английски, вообще имела способности к языкам и зарабатывала себе на жизнь переводами, устными и письменными. Иногда она давала Эдди уроки немецкого. Здесь Эдди чувствовал себя уютно и спокойно. Она всегда зажигала в комнате свечи, и Эдди, усмехаясь про себя, думал, что эти свечи находят здесь иное применение. У противоположной от двери стены стояла огромная кровать, а рядом с ней у другой стены - бюро с фотографией ее мужа, который, добродушно улыбаясь, обнажал ряд неровных зубов. - Я тебя сегодня не ждала, - сказала Элфрида. Она подала ему стакан и села на диван подальше от него. |
