Изменить размер шрифта - +
Это было огромное помещение с тремя умывальниками и гигантской ванной. Около унитаза стоял столик,

заваленный журналами и американскими газетами.
     - Высший класс! - сказал Моска и стал умываться.
     Эдди, сев на стульчак, ждал, пока он помоется.
     - Ты приведешь свою подружку сюда? - спросил Эдди.
     - Если найду и если она захочет, - ответил Моска.
     - Пойдешь к ней сегодня?
     Моска насухо вытерся и вставил лезвие в бритвенный станок.
     - Да, - ответил он и взглянул на полуоткрытое окно: там догорал последний луч заката. - Постараюсь. Схожу на разведку.
     Эдди встал и пошел к двери.
     - Если не сложится, зайди к фрау Майер, когда вернешься, выпьем по маленькой. - Он хлопнул Моску по плечу. - А если сложится, то увидимся

завтра утром на базе. - И вышел.
     Оставшись один, Моска почувствовал огромное искушение не добриваться, а вернуться к себе в комнату и завалиться спать или подняться к фрау

Майер и весь вечер пить с Эдди. Он почувствовал сильное нежелание куда-то идти искать Геллу - он опять мысленно назвал ее по имени, - но усилием

воли заставил себя все-таки покончить с бритьем и причесался. Он подошел к окну и распахнул его. В переулке внизу никого не было. Но вдали, в

догорающем отблеске заката, он увидел женщину в черном, которая бродила среди развалин и рвала молодую траву. У нее уже была целая охапка. А

чуть ближе к зданию общежития он заметил семейство из четырех человек - мужчину, жену и двух ребятишек. Они возводили стену, которая уже была не

меньше фута высотой.
     Мальчики приносили из тачки обломки кирпичей, которые они привезли из разрушенного центра города, а мужчина и женщина подгоняли их друг к

дружке в кладке. Эта сценка рядом со скелетом дома запечатлелась в памяти Моски. Последний лучик дня догорел, и люди превратились в темные

пятна, движущиеся на фоне абсолютного мрака. Моска вернулся к себе в комнату.
     Он достал из чемодана бутылку и сделал большой глоток. Он тщательно подбирал одежду, думая при этом: "Она впервые увидит меня не в военной

форме". Он надел светло-серый костюм и белую рубашку-апаш. Оставив все как есть - раскрытый чемодан, разбросанные по полу вещи, бритвенные

принадлежности на кровати, - он глотнул еще раз из бутылки, сбежал вниз по лестнице и окунулся в теплую летнюю ночь.
     Моска сел на трамвай, и кондуктор попросил у него сигарету, тут же признав в нем американца.
     Моска дал ему сигарету и стал внимательно всматриваться в каждый встречный трамвай, думая, что она, может быть, едет сейчас куда-нибудь в

одном из них. Всякий раз, когда ему чудилось, что он ее заметил, у него начинало сильно биться сердце и все внутри напрягалось: в какой-то миг

он видел ее затылок - или это только казалось, и он понимал, что обознался.
     Сойдя с трамвая и идя по знакомой улице, он не мог вспомнить ее дом и вынужден был сверяться по списку имен жильцов у каждого подъезда.
     Он ошибся лишь единственный раз, потому что, подойдя ко второму дому, показавшемуся ему знакомым, сразу увидел ее имя в списке. Он

постучал, подождал какое-то время и снова постучал.
     Дверь отворилась, и из бледного полумрака коридора выступило лицо старушки-домоправительницы. Он узнал ее. Седые волосы аккуратно уложены в

пучок, черное платье, на плечах шерстяная шаль - все это придавало ей вид типичной старухи, олицетворяющей вселенское горе.
Быстрый переход