|
Затем он пригласил меня присесть. «Прошу», – сказал он, показывая на один из стульев с жесткой, высокой спинкой. Хватило одного этого слова, чтобы я распознала густой, гнусавый скаусский говор: его я порядочно наслушалась на отцовской верфи. Тут же стало ясно, что мистер Белл происходит из низов, начинал с патрулирования улиц и поднялся по служебной лестнице исключительно благодаря своим качествам. У стены я заметила стеклянную витрину с дубинкой и шлемом констебля. Не сомневаюсь, что именно с ними он начинал свою карьеру. Не требовалось большого воображения, чтобы представить его на Скотленд‑роуд в час закрытия пивных, когда он, залитый жидким светом уличного фонаря, учил буянивших пьянчужек уму‑разуму с помощью вот этой дубинки из тяжелого, плотного дерева.
Мистер Белл предложил кофе, но я отказалась. Тогда он налил нам по стакану воды из графина, что стоял у него на столе, развел руками и сказал: – Меня, конечно же, заинтересовало ваше заявление, будто вы обладаете определенными сведениями о пропавших женщинах. – Хелен Сайкс – моя подруга, – ответила я. – Наши саутпортовские коллеги предпринимают все возможные усилия к ее розыску, – заявил он. – Да, но у них недостает вашего опыта и ресурсов. К тому же они занимают не столь высокую должность. И хотя две пропавшие женщины являются жительницами Саутпорта, еще два случая касаются других населенных пунктов в нашем районе. Все это подпадает под вашу юрисдикцию. Правда ведь? Он не ответил на мой вопрос, а просто сидел и разглядывал меня поверх сцепленных пальцев. – Что ж, мисс Бойт, слушаю вас внимательно. В кабинете инспектора стояла духота. Хотя на одном из шкафов я заметила вентилятор с загнутыми лопастями, напоминавшими пропеллер «сопвита», Белл почему‑то его не включил, а, напротив, держал распахнутым окно, откуда вливалась уличная жараэ С моего места я могла видеть вдохновляющий пейзаж: глухая кирпичная стена, за многие десятилетия пропитавшаяся копотью дымовых труб ливерпульских фабрик. На Белла дневное пекло, судя по всему, не действовало. На нем был костюм из плотной габардиновой шерсти с галстуком, который безжалостно стягивал его шею у самого подбородка. Право носить цивильную одежду вместо униформы он заработал тяжелым трудом и не собирался расставаться с ней в угоду метеорологическим прихотям. Я рассказала ему про инцидент с участием Гарри Сполдинга, что произошел семь лет тому назад в гостинице «Шелбурн». Ни про Мика, ни про Боланда я не упомянула, потому что не хотела объяснять, чем же я занималась тогда в Дублине. Он ни разу не спустил с меня глаз. Когда я закончила, он сказал: – Семь лет назад… Порядочно воды утекло. Я открыла портфель, который захватила с собой, и вынула оттуда заранее припасенную фотографию. – Что это? – Аэрофотоснимок лужайки того особняка, который Сполдинг снял на лето на улице Роттен‑роу. Сделан неделю тому назад. Недвусмысленное и ясное доказательство того, что землю недавно разрывали. Он прячет трупы, господин старший инспектор. Закапывает женщин у себя под окнами. Белл уставился на фотографию, но брать в руки не стал. Это мне не понравилось. – Откуда это у вас? – Я авиатор, господин старший инспектор. Арендовала один из аэропланов, который во время войны применялся для разведки с воздуха. Облетела дом Сполдинга с фотокамерой, установленной на фюзеляже. Белл по‑прежнему не сводил глаз с фотографии. – Закон не возбраняет копаться в саду, – сказал он. – Сполдинг – чудовище! Тут он наконец посмотрел мне в лицо. Взгляд неприятный. Затем он улыбнулся, и в этой улыбке не было ничего обнадеживающего. – Несколько недель тому назад мистер Сполдинг выиграл пять тысяч фунтов в очко, – сказал он. |
