Антон Грановский. Темные вратаГиблое место - 7
Пролог
Добытчик бурой пыли Витчак Голохваст, мужик крепкий, но изрядно потасканный, остановился перед кружалом «Три бурундука» и сказал своему приятелю, молодому, но уже опухшему от пьянства добытчику Кочету: – Поди‑ка в кружало и погляди, там ли сейчас Озар. Коли нет, так позови меня. – Ты чего, боишься Озара? – удивился Кочет. Витчак наморщил красный лоб. – Не то чтобы боюся. Просто опасаюся. Третьего дня этот сволочь так саданул меня батогом по загривку, что у меня потом два дня перед глазами мелькало. – Эвона как, – посочувствовал Кочет. – За что ж он тебя? – За бурдюк вина. – Витчак Голохваст шмыгнул лиловым носом. – Я и приложиться‑то к тому бурдюку не успел, а он батогом… Обидно. Кочет посмотрел на дверь кружала и сглотнул слюну. – Ладно. Ежель что, вынесу тебе крыночку. Ты, гляди, суму не потеряй. – Не потеряю, – заверил его Голохваст и в подтверждение своих слов тряхнул сумой, болтающейся у него на плече. Кочет рысцой побежал к кружалу и, скрипнув железными петлями, скрылся внутри. За последний год Витчак Голохваст был в Хлынь‑граде седьмой раз. Тяжелые пошли времена. За добычу бурой пыли нынче засекали до смерти. Да и сбывать ее становилось все труднее. В лучшие времена Витчак половину добытой бурой пыли сбывал в родной Повалихе. Теперь же сельчане, живущие впроголодь, хорошую цену за пыль не давали. Вот и приходилось мотаться в княжий град, наполненный злыми охоронцами и свирепыми дознавателями. Витчак огляделся по сторонам. Неподалеку от кружала стояли телеги, возле них, негромко переговариваясь и ожидая хозяев, лузгали семечки мужики‑возницы. Рядом ватага мальчишек с хохотом и криками тыкала старому псу горящие палочки в морду. – Цыц, сорванцы! – прикрикнул на мальчишек один из мужиков и делано замахнулся кнутом. – Пошто животинку мучаете? Вам говорю – оставьте! Мальчишки нехотя отпустили собаку, но тут же переключились на ободранную кошку, которая до этой секунды спокойно дремала на гнилом пне. Витчак Голохваст поскреб пальцами тощий, запавший от вечной голодухи живот. Затем сунул руку в карман, достал несколько медяшек, посмотрел на них, вздохнул и снова запихал в карман. – Где ж этот Кочет? – недовольно проворчал он. – Токмо за смертью его посылать. Витчак не ел уже два дня, но сейчас больше всего хотел выпить. В последний год жизнь обходилась с ним сурово. Сперва погибла жена – полезла в погреб за соленьями, оскользнулась на мокрой ступеньке и свернула себе шею. Молодая была баба, и любил ее Витчак безмерно. Но на этом беды не кончились. Спустя всего месяц после смерти жены он пошел в чащобу и угодил ногой в голодную прогалину. Благо успел сбросить сапог, но лизнула его голодная грязь. До сих пор прихрамывал. Ну, а после этого, будто мало было Витчаку бед, захворал его младший брательник. Три дня лежал на топчане и пылал огнем, а на четвертый выгнулся дугой, хватанул воздух раскрытым ртом да и помер. Вот тогда Витчак и запил. Запил мрачно, безысходно, по‑черному. Сперва пропил телегу и лошадь, потом корову и амбар, а после и сам дом. Голохваст вытер рукавом сухой рот и с надеждой посмотрел на дверь кружала – не откроется ли? К кружалу, грохоча по выбоинам, подъехала расписная телега. С нее на ходу спрыгнул молодец в красном суконном плаще, застегнутом серебряной фибулой, и в шапке, отороченной соболем. Голохваст шагнул к нему и подобострастно проговорил: – Эй, господин хороший! По одеже вижу, что ты мушчина оборотистый. Не прикупишь ли у меня кой‑чего? Молодой богач, по виду – хлынский купчик из новых, остановился в шаге от Витчака, окинул его презрительным взглядом и спросил: – А чего мне у тебя покупать, оборванец? Голохваст шмыгнул носом и обиженно проговорил: – Зря обижаешь, сударик. |
