— Вплавь? — перебила она меня.— Мы отправимся вплавь? Зачем?

— Чтобы спасти жизнь. Две канистры и спасательный жилет. Так будет лучше, чем в прошлый раз.

— Но как же твоя рука, Джонни? Ведь акулы...

— На том свете мне рука не понадобится,— сурово произнес я.— И лучше уж акулы, чем Хьюелл. Осталось две минуты. Мне пора.

— Джонни!

— В чем дело? — нетерпеливо спросил я.

— Береги себя, Джонни.

— Прости меня,— я дотронулся в темноте до ее щеки.— Я такой неуклюжий, верно?

— Неуклюжий — не то слово.— Она прижала мою ладонь к своей щеке.— Просто возвращайся. Вот и все.

Когда я снова заглянул в окошко дома профессора, они с Хьюеллом были все еще поглощены разработкой стратегии открытия второго фронта. Совещание проходило, судя по всему, успению Профессор говорил уверенным тихим голосом, тыча пальцем и карчу, на которой был изображен какой-то район Тихого океана, а Хьюелл изредка растягивал свои словно высеченные из гранита тонкие губы в холодной полуулыбке. Они были заняты, но не настолько, чтобы забывать о пиве. На них оно, похоже, никак не действовало, зато здорово подействовало на меня. Я вдруг почувствовал, как у меня в глотке пересохло и все внутри горит. Я стоял и мечтал о двух вещах: пиве и пистолете. Пиво чтобы покончить с жаждой, a пистолет — чтобы покончить с Хыоеллом и Уизерспуном. Бедный Бентолл, горько подумал я. Все у нею не как у людей, вечно ему хочется невозможного. Однако, как оказалось, я в очередной раз ошибался. Через каких-нибудь полминуты одно из желаний осуществилось.

Слуга-китаец как раз поднес стратегам очередной провиант, когда продолговатый черный силуэт окна за головой Хьюелла неожиданно сменил окраску. Желтая вспышка света вдруг разорвала темноту за бараком китайцев — от дома профессора заднюю часть барака не было видно,— и через пять секунд желтый цвет сменился ярко-оранжевым, а языки пламени взметнулись на пятнадцать, а то и двадцать футов над коньком крыши барака. Бензин с соломой составили неплохую зажигательную смесь.

Китаец и профессор посмотрели в окно одновременно. Для человека, проглотившего такое количество пива, профессор отреагировал весьма проворно: отпустил короткий хлесткий комментарий, довольно далекий от обычных «Боже ты мой» или «Прости, Господи, мою душу грешную», отбросил ногой стул и вылетел, как снаряд из пушки. Китаец отреагировал еще быстрее, но потратил секунду на то, чтобы поставить поднос на крышку бюро, и оказался у двери одновременно с Уизерспуном. На мгновение они застряли в дверях, профессор снова не обошелся без комментария, совсем не научного по своей сути, после чего они выскочили наружу, а за ними протопал и Хьюелл.

Через пять секунд я сидел напротив бюро. Распахнул дверцу правой тумбы и извлек оттуда пару наушников и ключ радиопередатчика. Напялил наушники на голову, а ключ положил перед собой на стол. На панели передатчика рядом друг с другом располагались круглая ручка и кнопка. Логично было предположить, что это кнопка включения питания и ручка настройки передатчика. Я нажал на кнопку, повернул ручку и оказался прав. По крайней мере в том, что касалось кнопки включения питания. В наушниках сразу же раздалось характерное потрескивание, антенна была подключена.

Мари сказала, что сигналы бедствия подают на низких частотах. Я посмотрел на пять стеклянных шкал полукруглой формы с различными диапазонами волн. Средняя шкала была подсвечена. Увидел названия восточноазиатских городов, написанных по-английски и по-китайски. Как же, черт подери, обнаружить, где здесь длинные волны, а где короткие?

Будут ли слышны в наушниках передаваемые мной сигналы, я понятия не имел. Попробовал отстучать пробные «SOS», но ничего не услышал.