19

— Вас это беспокоит, бабушка? — спросила Митат по пути.

Она говорила тихо, чтобы их никто больше не слышал, даже наемники, которые шли по два впереди и сзади.

— Объяснись, а то я сейчас вспомню дюжину поводов для беспокойства, — сказала Амат.

— Выступление против Вилсина.

— Конечно. Но тут уж ничего не поделаешь.

— Просто… Дом Вилсинов был к вам добр столько лет… как вторая семья, правда? Порвать с ними сейчас…

Амат сощурилась. Митат вспыхнула и приняла позу извинения. Амат сделала вид, что не заметила.

— Речь, кажется, не обо мне?

— Не совсем, — ответила Митат.

С моря подул зябкий ветер, а солнце, клонящееся к закату, только удлинило тени и окрасило все оранжевым. Флаги над домом охраны затрепетали, зашуршали, как чей-то голос из-за стены. Стражники открыли дверь, кивнули караульным внутри и пригласили Амат с помощницей, подругой и первой настоящей союзницей во всем этом неприятном деле, войти.

— Если ты думаешь об уходе — ты и твой друг, — у меня две просьбы. Во-первых, дождемся слушания. Во-вторых, дай мне предложить свои условия. Если не договоримся, отпущу тебя с благословением.

— Моя кабала была довольно суровой, так что…

— Ой, не будь дурочкой! — перебила Амат. — Ты ведь заключала договор с Ови Ниитом? А между моими условиями и его — большая разница.

Митат улыбнулась — немного печально, как Амат показалось — и жестом подтвердила соглашение. В караульном помещении Амат заплатила за охрану, подписала и заверила документы, взяла копию для отчетности. На следующий лунный цикл она и ее подопечные получали все привилегии честных обитателей веселого квартала. Она отправилась обратно со своими пятью попутчиками, но все такая же одинокая.

У лотка старого лавочника ее пленил запах чесночных колбасок. Амат отчаянно пожелала остановиться, отослать прочь охрану и устроиться где-нибудь рядом с Митат, поболтать по душам, как подруги. Она бы выяснила, за какую цену та согласилась бы остаться, и заплатила бы, сколько бы это ни стоило. Но стражники не давали им ни сбавить шаг, ни поговорить наедине. Да и Митат не согласилась бы. Амат сама понимала, как это неразумно: Марчат Вилсин, наверное, сейчас бьется в отчаянии, а его, как оказалось, нельзя недооценивать. Опасно было даже выходить из заведения. И все же хоть сколько-нибудь простая жизнь соблазняла, манила сильнее любой продажной женщины.

Амат шаг за шагом двигалась вперед. Придет время и для покоя, говорила она себе. Потом, когда раскроется гальтский заговор и расследование переложат на кого-то другого. Когда смерть ребенка будет отомщена, ее город избавится от угрозы, а душа — от мук совести. Когда она снова станет собой, если от прошлой нее еще что-то осталось, или создаст себя заново.

У парадного входа в заведение их дожидался гонец — совсем юноша, не старше Лиат, но в одежде цветов правящего дома. «Послание от хая Сарайкета», — поняла Амат. У нее замерло сердце.

— Ты ищешь Амат Кяан? — спросила она.

Гонец, юноша с близко поставленными глазами и тонким носом, принял уважительно-утвердительную позу. Позу придворного.

— Ты ее разыскал.

Юноша вынул из рукава письмо с хайской печатью. Амат вскрыла его тут же, на улице. Почерк был прекрасным, как и во всех посланиях из дворца, и так изобиловал вензелями, что буквы с трудом узнавались. Впрочем, Амат уже приноровилась его разбирать. Она вздохнула и приняла позу благодарности, отпуская гонца.

— Я все поняла, — сказала она. — Ответа от меня не будет.

— Что случилось? — спросила Митат, переступая через порог с остальными.