XI

ЕСЛИ НОЧЬЮ, ТО ДВОЕ

Клиника стояла на самом краю пустыни. Это было длинное низкое строение в форме буквы «П», ножки которой указывали на восток. По утрам вдоль здания украдкой ползли лучи восходящего солнца, пока ранний рассвет не окрашивал ярко-розовым длинную перекладину между двумя параллельными крыльями. Здание было облицовано серо-красноватым песчаником. Чуть западнее, сразу за главным корпусом, была разбита узкая полоска сада, а уже за ней начинались владения безводной коричневатой пустыни.

В пустыне была своя жизнь. Тут и там бросались в глаза темные пучки полыни. Иссушенная, как пергамент, почва вся была изрыта ходами мелких грызунов. Отдельным счастливчикам из числа пациентов или персонала доводилось узреть ночью малых прыгунов, а днем — кузнечиков. Из земли торчали кактусы, кактусы, кактусы.

Наиболее активные представители пустынного биогеоценоза проникли и на территорию клиники. Садик на задворках буквально заполонила всевозможная колючая флора. Внутренний двор между ножками «П» весь усажен кактусами. Вот стоит переус гигантский, с шероховатым центральным стволом раз в шесть выше человеческого роста, воздев к небу свои многочисленные руки. А вот поросль причудливых раковых кактусов: мощный ствол, пучок перекрученных отростков на верхушке, две короткие ручки взывают о помощи. Пройдя по тропинке несколько шагов, можно наткнуться на белую (в самом прямом смысле) ворону царства кактусов — чолью. Прямо напротив, ощетинясь кольцом колючек, прижимается к земле ферокак-тус пурпуровый. А вот опунция — плоские сероватые подушечки и колючие стебли; вот чарующе раскинул свои петли эхиноцереус. В другое время года эти шипастые меланхоличные колючки могли быть усеяны изящными цветами — желтоватыми, лиловатыми, розоватыми. Но сейчас зима. Сухой воздух, пронзительно-голубое безоблачное небо, ни единой снежинки. В этом месте земного шара, где влажность приближалась к нулю, времени как бы и не существовало. В июле или в январе, ветер одинаково пробирал до костей, и единственное, что менялось от зимы к лету — это температура, причем градусов на пятьдесят.

Именно сюда Лону Келвин привезли шесть месяцев назад когда она пыталась покончить с собой. К тому времени большинство кактусов уже отцвели. Сейчас она снова попадала не в сезон цветения, явившись месяца на три раньше; в прошлый раз на те же три месяца она опоздала. Ну никак ей правильно не подгадать свои саморазрушительные импульсы.

Над ее койкой стояли врачи и разговаривали так, словно бы Лоны тут вовсе и не было.

— На этот раз вообще все проще простого; ни костей сращивать, ничего — только пересадить легкие.

— Пока она не удумает что-нибудь новенькое.

— Это уж не моя забота. Пусть пошлют ее на психотерапию. Моя задача — восстановить покалеченное тело.

— На этот раз даже не покалеченное. Просто слегка попорченное.

— Рано или поздно она добьется своего. Если уж человек решился на самоубийство, его ничто не остановит. Есть же всякие серьезные машинки — ядерный конвертор, например. Или просто спрыгнуть этажа с девяностого. Не можем же мы восстановить до исходного вида бесформенный комок.

— А ты не боишься, что она последует твоему совету?

— Во-первых, не факт, что она вообще слушает. А во-вторых, это вполне может прийти ей в голову и без посторонней помощи — если серьезно задуматься.